Все вышло по классике: ничего нет более постоянного, чем временное. Лийка через два месяца уволилась, а я осталась, хотя особого восторга работа не вызывала. Крупная медицинская сеть «Альтермедика-групп» открыла по всему городу подсеть «Поли-клиник»: альтернативу районным поликлиникам там, где их не хватало, причем с оплатой по ОМС. «Северная долина» была из них самой крупной и, как я потом узнала, самой бестолковой. Да и в целом дело толком не продумали, поэтому все здорово буксовало. Администраторы работали по двенадцать часов через день — и ни секунды свободной. В туалет и кофе попить ходили по очереди.
Когда в первый день меня привели на беседу к заведующему, я подумала, что это шутка. В кабинете сидел за компом парень моего возраста, если не младше. Темноволосый, коротко стриженный, крепкого сложения. Задав пару вопросов и сказав что-то назидательное, он отпустил меня работать — и неожиданно подмигнул на прощание.
Лийка рассказала, что Максиму Иванычу на самом деле тридцать один год, а в клинику он пришел два года назад хирургом-ортопедом на четверть ставки. Причем пришел по какому-то приколу из ВМА, где был восходящей звездой травматологии. Через полгода вынес на лопате профнепригодного заведующего и занял его место, при этом успевая еще регулярно оперировать в академии.
К персоналу Максим относился ровно и доброжелательно, вполне демократично, но за косяки драл нещадно. Лийка ушла сама после второго выговора, а я, видимо, по причине врожденной патологической добросовестности, поводов для нареканий не давала. Разобралась со всем быстро, не стеснялась спрашивать, если чего-то не знала, пациентам улыбалась, врачам помогала. В общем, образцово-показательный работник.
Месяца два мы с боссом здоровались и перебрасывались фразами ни о чем, если сталкивались в комнате отдыха у кофеварки. Как-то в конце рабочего дня он заметил, что я пережидаю дождь, и предложил подвезти до метро. Подвез до дома и пригласил на свидание. Я на тот момент была одна после разрыва с парнем, с которым встречалась два года, поэтому согласилась. Мы сходили в кино, потом в клуб, немного поцеловались в парадной.
— На кофе не позовешь? — с сомнением спросил Макс.
— Извини, у меня мама дома, — вздохнула я едва ли не с радостью, потому что переводить отношения в горизонтальную плоскость не тянуло. Вся та фауна, которая изнутри отвечала за продолжение банкета, спала мертвым сном. Была б я мужиком, сказала бы грубее: не встало. Ну что ж, и такое случается.
На следующий день Макс отловил меня в комнате отдыха и, глядя в сторону, сказал, что нам лучше просто дружить, потому что… рабочие отношения, он начальник, я подчиненная… Я притворилась, будто приняла эту причину, хотя прекрасно поняла: у него зажигалка тоже не сработала. Даже обидно не было, ни капли, потому что обоюдно.
Друзьями мы не стали, но рабочие отношения у нас сложились замечательные. Я хорошо разбиралась в электронке и в статистике и не отказывалась помочь, когда он занимался отчетностью. Макс, со своей стороны, всегда шел навстречу, если мне надо было поменяться сменами или уйти раньше. Корона с него не падала, даже если приходилось самому садиться за администраторскую стойку. За кофе мы болтали на всякие нейтральные темы, но в душу друг другу не лезли, детскими воспоминаниями не делились, а о неудавшейся попытке постарались забыть.
Через год его забрали в центральный офис административным директором, но поскольку он курировал в том числе и поликлиники, мы все равно оставались на связи. А еще через год Макс позвонил мне и предложил встретиться для важного разговора.
Глава 2
Юра
— Юрий Владимирович!
Я вздрогнул и вернулся в реальность, из которой выпал, пока Макаров и представитель противной стороны обсуждали соглашение. Моего участия в этом не требовалось, я должен был проконтролировать юридическую часть, когда все будет решено. Ненадлежащее оказание медицинской услуги, причинившее вред здоровью, — рутинный иск. Если вред легкий, улаживается обычно в досудебном порядке, простой выплатой компенсации.
Девчонка в поликлинике брала кровь, пропорола пациенту вену насквозь — гематома на полруки, онемение пальцев, а он ювелир, не мог работать неделю. Все справки и снимки прилагались.
— Может, вы уже проснетесь и поучаствуете?
Макаров демонстрировал свою обычную гадючью улыбку: губы растянуты, глаза ледяные. Тетка лесбиянской наружности сдвинула на нос очки в прямоугольной оправе и тоже ухмыльнулась. Самым поганым было то, что мимо пролетела озвученная сумма компенсации.
— Прошу прощения, — я пролистнул документ на планшете к оставленному пробелу. — Так на какой сумме остановились?
— Сорок, — процедил Макаров сквозь зубы.
Ну это еще по-божески, могли и больше содрать.
Завел цифрами и прописью, отправил на принтер. Все расписались, Макаров шлепнул печать.
— Проследите, чтобы финотдел сделал перевод, — приказал он, отдав мне второй экземпляр. — Как можно скорее.
Мог бы и не говорить, это моя работа. Но надо же покуражиться, показать, какой он невъебенный начальник. Андрей Великий Макаров, исполнительный, мать твою, директор!
Эту суку ненавидел весь офис и все начальники подразделений, а генеральный терпел только потому, что тот приходился какой-то родней его жене. Свой птичий клюв Макаров совал везде, где надо и где не надо. От взгляда прозрачных глаз из-под бесцветных ресниц продирало в дрожь, равно как и от мерзкого голоса. Хуже всего было то, что этот параноик подозревал всех и каждого по отдельности в заговорах против его персоны и поэтому пытался укусить первым. Особую ненависть он испытывал к административным директорам в уверенности, что каждый из них хочет подсидеть его и стать исполнительным. За пять лет работы в «Альтермедике» Макар сожрал двоих, а сейчас старательно копал под Макса. Я от души надеялся, что на этом орешке он наконец сломает зубы.
На обратном пути Макар что-то нудно выговаривал водителю, и я спрятался от этого бубнежа в мысли, из которых меня так беспардонно выдернули. В мысли о той рыжей девчонке, Юле.
Я вообще не собирался к ней клеиться. Стоял в холле, ждал Макара. Заметил, что развязался шнурок, присел завязать. И тут она вошла. Дима, разумеется, не пропустил, девушка достала телефон и набрала номер. Я даже лица ее не видел, только роскошную копну темно-рыжих волос. Про солнышко само вырвалось — они и правда как будто светились, хотя на улице было пасмурно, да и в холле темновато.
Сказал и язык прикусил: а вдруг она страшная, как смертный грех? Хотя попка в черных облегающих брюках была ничего так. И ножки тоже. Уже кое-что. Да и вообще мне всегда нравились рыжие. Правда, единственная рыжая девчонка, с которой я имел дело, оказалась крашеной.
Девушка обернулась, посмотрела на меня.
Не красавица, конечно, густо-густо в веснушках вся. Да и не молоденькая совсем, ближе к тридцатнику. Но было в ней что-то такое, отчего невольно хотелось улыбаться. И правда — солнышко. А когда улыбнулась в ответ, оказалось, что и глаза у нее красивые, и губки такие… пухленькие. Миленькая, в общем. И голос… Она, правда, и сказала-то всего одно слово, как птичка чирикнула. Мне больше нравились низкие голоса, чтобы в животе отзывалось, но и высокие иногда звучали приятно.
А вот что мне точно не понравилось, так это хозяйский жест Фокина, которым он Юлю эту за плечи приобнял, когда к лифтам повел. Я знал, конечно, что у него в отделе полный трындец, работают вдвоем за четверых. Видимо, привел свою знакомую. Или не просто знакомую. С Максом за год его работы мы сошлись довольно близко, стали если не друзьями, то хорошими приятелями, и о девушках за пивком не раз говорили. Вроде была у него какая-то Зоя, с которой все сложно, но о Юле он не упоминал ни разу, я бы запомнил.
Ладно, посмотрим. Может, она и не работать, а просто так зашла.