Конечно, я во многом виноват перед своей первой семьей. И прежде всего перед дочкой. Она была маленькая совсем, она тут вообще ничего не решала. Это старшие воевали и принимали за нее решения. Она же ничего не могла тогда ни понять, ни сказать, в том-то все и дело. С ней мы всегда потом общались. Моя мама, Нина Антоновна, вообще очень ее любила. Ира вместе с дочерью нередко гостила у нее в доме на Ордынке. Правда, по мере того как выходили мои фильмы и меня стали все больше узнавать на улице, гулять там с дочерью становилось все проблематичнее. Помню, однажды мы пошли в зоопарк и не смогли там осматривать вольеры из-за нахлынувшей толпы. Меня такие случаи всегда смущали. И Надя стала приходить к моему гаражу, где я любил возиться с машиной. В вопросы ее воспитания я никогда не вмешивался. Но мог устроить представление. Как-то я спросил ее, когда мы шли по Ордынке: «А ты будешь меня любить, когда я буду старый и кривой?» Надя, не задумываясь, ответила: «Конечно!» И тогда я притворился старым: стал припадать на одну ногу, скосил глаза. А гуляли мы по Ордынке, нас там все знали: соседи, дворники. Для меня была важна публика. А дочке, конечно, стало стыдно за меня, и она попросила: «Папа, не надо!» Но главное, что не бросила. Так и бежала за мной по улице. Каюсь, хреновым был отцом для нее. Но про ее дедушку Костю много рассказывал, книжки, им иллюстрированные, читал. И вот сейчас мы с дочерью присутствуем на его выставке. Мне это чрезвычайно приятно, что там скромничать…»
* * *В народе ведь не зря говорится, что муж и жена – одна сатана. Именно поэтому, когда супруги разводятся, они винят впоследствии во всех бедах друг друга. У интеллигентов Баталовых этой не самой лучшей традиции не наблюдалось. Алексей Владимирович никогда не упрекал в расставании бывшую жену. Однолюб по самой своей сути, он всегда подчеркивал, что сам не сумел сберечь семью. Слишком до конца, до самого донышка отдавал себя профессии. И потому половина не выдержала, ушла к другому. Что же касается Ирины Константиновны, то и она никогда не попрекала Баталова разводом и до самой своей смерти (умерла в 2007 году) сохраняла с ним нормальные, человеческие отношения. В чем, впрочем, читатель сможет убедиться доподлинно, если познакомится с ее воспоминаниями. Для меня они ценны, кроме всего прочего, еще и необыкновенной искренностью, и мудрой терпимостью. Эти качества от отца с матерью перейдут к их дочери Надежде. О них читателю еще предстоит узнать с подробностями. Пока что лишь отмечу: в сложнейшей ситуации, связанной с наследством покойного отца, Надежда Алексеевна оказалась на высоте, для некоторых людей просто недосягаемой. Итак, воспоминания первой жены Баталова:
«Мы познакомились с Алешей года за три-четыре до начала войны – точнее уже и не вспомню. На нашей клязьминской даче. Хотя он не единожды утверждал, что мы знали друг друга с детских горшков. Артистическая и поэтическая его натура склонна к преувеличению. Рядом с нами располагались дачи писателей Ильи Ильфа, Евгения Петрова и Бориса Левина. У всех дети были примерно одного возраста, кроме Саши Ильф, которая еще лежала в коляске. И вот однажды, в один из дождливых дней конца лета, мы, дети, сидели на веранде и играли в подкидного дурака. Вдруг калитка нашей дачи открылась, и на участок верхом на настоящей белой лошади въехал красивый мальчик. Он молча объехал дачу и так же молча скрылся вдали. Петька Петров заорал: «Я знаю этого воображалу! Это Лешка Баталов». Петя жил с ним в Москве в одном доме, в Воротниковском переулке, а на Клязьме семья Ардовых жила на соседней улице. Признаюсь: я была сражена наповал. И хотя потом выяснилось, что белая лошадь – старая водовозная кляча, притом слепая, но сидел-то на ней Алеша как принц на арабском скакуне.
Потом он стал запросто приходить к нам на дачу, шить нашим куклам платья и учить нас в крапиве курить, пока нас не застукала моя няня. Она сказала маме, чтобы Алешу на участок не пускали, но сердце мое при одном упоминании его имени замирало, хотя Алеша никаких знаков внимания мне не оказывал. Зимой мы с ним не виделись, так как жили далеко друг от друга, но я о нем не забывала. И Лена Левина, которая, как и многие писательские дети, ходила с Алешей Баталовым к гувернантке, где они учились иностранному языку, но куда детей из соседних домов не пускали, рассказала мне такую историю. Как-то в группе появилась хорошенькая девочка, ее привела мама – некрасивая женщина со злым лицом, которую дети сразу невзлюбили. Особенно Алеша – мамаша платила ему тем же. Но девочка-то ему очень понравилась. И вот однажды под Новый год гувернантка сказала детям: «Вот вы все благополучные дети, у вас есть все: родители, игрушки, еда. А ведь есть те, у которых нет даже корки черного хлеба. Вот если бы сейчас вошла нищая, что бы вы сделали?» И тут открывается дверь и входит согбенная старуха в лохмотьях. Алеша мгновенно бросается к ней и обнимает. Каково же было его отчаяние и ужас, когда он узнал в этой старухе ненавистную ему мать девочки, которой он так симпатизировал!
Но наступало лето, и мы опять приезжали на дачу, которую очень любили. К нам часто приходили играть в волейбол Куприянов, Крылов, Соколов – Кукрыниксы, Раскин, Ардов, Олеша, Катаев – все такие молодые, красивые и уже знаменитые. Я бегала за мячом, чем очень гордилась, а так как я была худая и ловкая, то, когда не хватало игроков, брали меня. Это было счастье. Помню, после парада в Тушине к нам приходили летчики, спасавшие челюскинцев. Вообще, все жили очень дружно и весело и часто разыгрывали друг друга.
Помню, что по приезде на дачу все высаживали на грядки рассаду помидоров и