Это можно было бы счесть за жест джентльмена, но от Генри Вульфа я слышу только приказы.
Скользнув пальцами по его мозолистой ладони — должно быть, от колки дров — я поднимаюсь на ноги. Глубоко вдыхаю, пытаясь успокоиться, прежде чем окинуть взглядом его твердое, мощное тело, безупречный черный костюм, совершенно неуместный в дебрях Аляски, и наконец встретиться с глазами. От холодной стали его взгляда у меня мгновенно сводит желудок.
— У тебя скверная привычка подслушивать, Эбигейл, — шепчет он.
Он знает, как я ненавижу, когда меня называют Эбигейл, но сейчас не время напоминать ему об этом. Я прочищаю горло, чтобы голос не дрожал.
— Я не хотела мешать.
— Лгунья. — Его губы насмешливо вздрагивают, но улыбка тут же застывает. — Что именно ты слышала?
Вот он, момент истины. Солгать и улыбнуться или бросить ему в лицо то, что знаю?
Я никогда не умела конфликтовать. На самом деле, у меня это совершенно не получается. В этом я пошла в своего отца. Именно поэтому мама так успешно заставляет нас обоих жить по правилам Бернадетт Митчелл. Вот почему я не ударила Джеда по его лживой, неверной физиономии, когда он сказал мне подождать, пока он нагуляется. Именно поэтому я так упорно отрицала реальность с тех пор, как встретила Генри.
Но больше не хочу. И все же, мне следует быть осторожной, потому что Генри явно не терпит угроз.
Взгляд Генри опускается на мою белую блузку, и я понимаю, что пуговица снова выскользнула из петли. Эта рубашка и так плохо скрывает мое пышное декольте, которое ему так нравится.
Я отпускаю его руку и скрещиваю руки на груди, тщетно пытаясь лишить его удовольствия, пока поправляю пуговицу. Но когда наши взгляды встречаются, и я вижу жар в его глазах, то понимаю, что потребуется нечто большее.
— Я слышала что-то о женщине, которая «умоляла тебя». И о ее муже.
Кажется, это гасит все непристойные мысли Генри. Он вздыхает и поворачивается, направляясь обратно в коттедж. Я бездумно следую за ним, отчаянно желая услышать, что он скажет в ответ. Я уже знаю правду. По крайней мере, ее часть.
Я хмурюсь, когда вижу, как он направляется к хрустальному графину.
— Еще только полдень.
— Где-то уже пять, — бурчит он, наливая себе стакан янтарной жидкости.
— Ты уверен, что стоит пить, с учетом всех этих приехавших журналистов? И твоего отца? Что они скажут?
— Запах скотча изо рта — последнее, о чем я сейчас беспокоюсь. — Я наблюдаю, как его кадык дергается, когда он делает глоток, и мои губы непроизвольно приоткрываются при вспоминании о том, как я проводила языком по этой острой выпуклости. И не только по ней.
Тишина повисает между нами, когда Генри поворачивается ко мне спиной и долго смотрит в окно, любуясь бесценным видом на воду и покрытые лесом берега Волчьей бухты — уединенной бухты в Качемакском заливе, которой его семья владеет поколениями и где Генри решил построить роскошный отель Wolf Cove.
— Моя последняя ассистентка подала гражданский иск против Wolf Hotels за незаконное увольнение, а также заявление в полицию о том, что я ее изнасиловал. У нее есть трусы с моей спермой, а ее муж утверждает, что после встречи со мной она вернулась с синяками на руках — якобы я ее держал, когда насиловал. Полиция начала расследование и, скорее всего, арестует меня. Кира требует десять миллионов, чтобы урегулировать гражданский иск во внесудебном порядке, и мой отец заставит меня выплатить их из своих средств, чтобы минимизировать вовлеченность Wolf Hotels в мой бардак. Если меня обвинят в чем-либо, похожем на сексуальное насилие, мой отец никак не сможет передать мне контрольный пакет акций Wolf Hotels. В любом случае совет директоров потребует моей немедленной отставки с поста исполняющего обязанности генерального директора.
По сути, это то, что я уже знаю, но почему-то, услышав это от него, я впервые ощущаю реальность происходящего. Я просто стою с открытым от шока ртом.
— И ты...?
— Я что? — Он резко поворачивается, и я чувствую всю тяжесть его взгляда. — Изнасиловал ли я ее? Нет. Конечно, нет.
Я сглатываю ком в горле.
— Но ты спал с ней. — Мой голос звучит так тихо и слабо. Он наполнен болью.
На его лице появляется понимание.
— Я говорю тебе, что могу потерять все, ради чего работал, потому что кто-то ложно обвиняет меня в изнасиловании, а тебя волнует, что я вообще с ней трахался? — Он качает головой, на лице появляется горькая усмешка. — Да, я трахал свою прошлую ассистентку. Но это не было насилием, она сама этого хотела. Тебе от этого легче?
Нет. Совсем нет.
— Я просто думала... — Мой голос затихает, боль в груди усиливается. — Не знаю, что я думала.
Он проводит руками по своим каштановым волосам, приводя их в сексуальный беспорядок. Я вижу, как напряжены мышцы его шеи и плеч. Он беспокоится, и не без причины. В лучшем случае он потеряет Wolf Hotels, и его жизнь вывернут наизнанку. В худшем случае — окажется за решеткой.
— Мне жаль, что она так поступила с тобой. Если бы я могла помочь... Знай, что я бы это сделала.
Он открывает рот, но ничего не говорит, его взгляд скользит по моему телу. Его туфли стучат по паркету, когда он медленно приближается, по пути с громким стуком оставляя стакан на приставном столике.
— Ты думала... — его голос немного смягчается, когда он останавливается прямо передо мной, поднимая пальцем мое лицо, — что я никогда раньше не спал с ассистентками. Что ты исключение.
Я хочу отрицать, но не решаюсь. Да. Именно так я и думала. Почему? Говорил ли он когда-нибудь то, что заставило бы меня думать, что у нас все иначе? Или я просто хотела верить, что эта безумная связь между нами — нечто неудержимое, судьбоносное, особенное? Что я особенная?
Он пристально смотрит на меня, ожидая ответа.
— Я думала, это не в твоих правилах, — наконец признаюсь я.
— А если бы я сказал, что это… — он делает жест между нами, — другое? Что с той самой минуты, как я встретил тебя на причале — такую строптивую и очаровательную — я понял, что ты другая? Поверила бы мне?
Поверила бы? Я уже знаю, что хотела бы поверить. Разве не так поступает любая нормальная женщина, когда встречает мужчину, который заполняет все ее мысли? Признаем мы это или нет, но разве все мы тайно не мечтаем, чтобы мужчина влюбился в нас без памяти, потерял контроль, не мог перестать думать о нас?
Или так думают только наивные романтические дурочки вроде меня?
Я вспоминаю все, что говорил мне Генри. Как он назвал то, что между нами? «Ты забываешь идиота-бывшего и трахаешься с боссом следующие четыре месяца. Я управляю отелем и трахаюсь со своей ассистенткой следующие четыре месяца. Вот и все». Он не обещал ничего большего.
И все же, несмотря на его слова, я почему-то убедила себя, что между нами существует более глубокая связь.
Может, я бесхребетная и наивная большую часть времени, но не глупая.
— Нет. Не поверила бы.
— Правильно. И не стоит. — Он кивает, скорее себе, чем мне. — Поэтому я не стану тебя переубеждать. Но неужели ты действительно думаешь, что я способен изнасиловать женщину? Я хоть раз принуждал тебя?
Мой взгляд скользит по его гладко выбритому острому подбородку, а в голове мелькают картинки: Генри обнаженный, Генри, раздевающий меня, Генри, входящий в меня... Дыхание сбивается.
— Нет. Никогда. — Он был напористым, доминирующим, дразнил меня, но никогда не принуждал. Я всегда этого хотела. Всегда.
А Кира? Она была замужем. Говорила ли она ему «нет» хоть раз?
— Может, ты ошибся насчет ее желаний? Неправильно ее понял?
Его челюсть напрягается.
— Нет, Эбби. Я не ошибся. Ни когда она сама раз за разом предлагала мне секс, ни когда говорила, что она... — Он замолкает и закрывает глаза. — Ни когда мы вместе решили, что ей лучше найти другую работу, потому что я не мог дать ей того, чего она хотела. — Маска, которую он обычно носит, спадает, обнажая уязвимость, злость, отвращение... и каплю страха. — Я никогда не прикасался к ней против ее воли. Ты должна мне верить.