Ясмин: О, конечно, потому что ворваться на вечеринку, устроенную новым мультимиллиардером NOLA, звучит как отличное времяпрепровождение.
Ясмин, благослови ее Господь, гораздо лучший человек, чем я. Она также гораздо более доверчивый человек, чем я, потому что ее воспитывали родители, которые верят в закон и порядок. Будучи юристами, они верят в то, что наша система правосудия, несмотря на свои недостатки, всегда будет действовать наилучшим образом. За последние полгода мне довелось познакомиться с другой системой правосудия. С той, которая не беспокоится о фактах, а только закрывает дела. Я не верю, что кто-то преследует интересы моей матери. Тем более что даже близкие мне люди — в том числе она — не готовы делать то, что необходимо, чтобы докопаться до правды.
Я: Шампанское потрясающее.
Ясмин: По крайней мере, я знаю, что это действительно ты, а не кто-то, выдающий себя за тебя, чтобы скрыть твое убийство. Ты уже видела его?
Под ним она подразумевает человека дня и хозяина вечеринки. Эйдена О'Коннора. Таинственного ублюдка, который появился, когда моя семья была в бедственном положении, чтобы купить за наличные родовое поместье моей матери. После ее смерти все произошло так быстро, что я даже не успела выразить протест отцу или придумать другой выход.
Я не смогу и дня прожить в этом доме, Катриона. Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать себя еще более виноватым, чем я уже чувствую. Это слишком тяжело, сказал он, когда сообщил нам новость меньше чем через месяц после ее смерти. Моя младшая сестра, Элизабет, была слишком ошеломлена потерей, чтобы встать на мою сторону, и никто из них не хотел слушать мои отчаянные мольбы о том, что мама никогда не покончила бы с собой. Она никогда не оставила бы меня. Они хотели, чтобы вся эта безобразная история была предана забвению, и согласились с выводами полиции о самоубийстве, несмотря на мои показания об обратном.
В то время мы жили в отеле, ожидая, пока бригада, специализирующаяся на ремонте после подобных инцидентов, очистит мрамор, заменит его, или что они там еще, черт возьми, делают. Кровь была... У меня сводит желудок, и я отгоняю воспоминания. Как бы то ни было, вскоре после того, как мой отец объявил о продаже, он нанял бригаду грузчиков, и через несколько дней дом моей матери — ее гордость и радость — исчез. Ее наследство перешло к незнакомцу. Мне потребовалось так много времени, чтобы выяснить, кому он его продал, потому что в Интернете было очень мало информации об Эйдене О'Конноре. О загадочном предпринимателе-миллиардере из Ирландии практически молчали социальные сети.
Серьезно, что он за псих, если у него даже нет аккаунта в Instagram?
Вспомнив о Ясмин, я набираю ответ, одновременно изучая окружающее пространство в поисках мужчины, о котором идет речь. Я здесь не для этого, но не могу удержаться. Кто захочет купить дом, в котором предположительно покончила с собой известная светская львица?
Я: Пока нет, но я только что пришла.
Как будто эти слова заставляют его материализоваться, в холле появляется Эйден О'Коннор, окруженный толпой подхалимов. Моя хватка слабеет на телефоне и бокале шампанского, который я все еще держу в руках и едва не роняю на пол, но в последнюю секунду я сжимаю руку.
Я узнаю его по единственной фотографии, которую нашла. Сходя с ума от ярости, я часами изучала ее, так что никак не могла пропустить его появление. Я не слышу, что говорят люди вокруг него, потому что шум оркестра заглушает слова, но меня это не волнует. Мне не нужно ничего слышать. Одного взгляда на него достаточно, чтобы мне захотелось уйти, не выполнив ни одной чертовой задачи, которую я ставила перед собой.
Сама того не осознавая, я оказываюсь в дверном проеме, ведущем на террасу. Большинство гостей вечеринки уже там, они толпятся вокруг столов для игры в блэкджек и кости, одетые в вульгарные платья и нарядные смокинги, которые напоминают мне о Марди Гра. За масками они прячут алчность, с нетерпением ожидая начала азартной игры. Люди, у которых есть деньги действительно любят играть с ними. Я врезаюсь спиной в дверной косяк, но почти ничего не чувствую. Вокруг меня мелькают лица в масках, словно в комнате смеха, наполненной громким хохотом и дьявольщиной.
Сейчас золотой час, идеальное время для того, чтобы лучи заходящего солнца лились сквозь высокие окна от пола до потолка и окружали Эйдена светящимся ореолом. Словно он падший ангел. Его грешные губы, такие полные и соблазнительные, подобны искусству, вызывающему реакцию, но в моих ушах стоит гул, заглушающий это. Мое зрение сужается, и теперь я вижу только его. Если бы мы снимались в романтической комедии, это был бы «милый момент знакомства», но вместо этого выходит, как в хорроре, с внезапным испугом.
Его сшитый на заказ черный костюм облегает его мускулистое тело, подчеркивая широкие плечи, тонкую талию и крепкие бедра. Белоснежная рубашка обтягивает мощные грудные мышцы и открывает шею с множеством татуировок. Единственная, которую я могу разглядеть на расстоянии, — это мотылек смерти у основания его горла. Остальные — чернильные тени, абсолютно черные, которые покрывают всю его кожу, кроме лица. Пальцы одной руки, унизанные кольцами, быстро двигаются, крутя на костяшках одинокую черно-золотую фишку казино. Он прохаживается среди этих лизоблюдов, на его губах играет улыбка, но она не касается его жесткого взгляда.
Проходит достаточно времени, прежде чем у меня хватает сил оторвать взгляд и заметить, что за ним неотрывно следуют двое мужчин. Один из них одет в строгий черный костюм, похожий на тот, что был на швейцаре у входной двери. При беглом осмотре он кажется помощником или телохранителем, возможно? Он держится в тени, внимательно смотрит по сторонам и отказывается от шампанского, что-то бормоча в наушник, к которому прикасается каждые несколько секунд, словно тот не очень удобен.
Другой, должно быть, один из друзей О'Коннора, потому что он держится рядом. Его широкая, безумная улыбка служит финальной точкой в любом предложении, которое он шепчет О’Коннору на ухо. Одет он гораздо более непринужденно — черные брюки и белая рубашка, застегнутая в лучшем случае наполовину. Шею украшает множество золотых цепочек, спускающихся на гладкие мышцы обнаженной груди. Он часто запускает руки в темные, буйные кудри, создавая дикий беспорядок вокруг его угловатого, выразительного лица. Еще больше поражают его невероятно светлые голубые глаза.
Чтобы унять боль в животе, я допиваю остатки шампанского и отворачиваюсь от них. Рядом, словно из ниоткуда, появляется официант и с улыбкой наполняет мой бокал. Мне следует держать себя в руках — мне понадобится ясная голова для того, что я запланировала, — но я выпиваю его несколькими большими глотками.
Когда тепло и расслабленность, подаренные алкоголем, уносят мое волнение, я поднимаю глаза и замираю.
Потому что Эйден О'Коннор смотрит прямо на меня из-под своей белой полумаски, его густые брови нахмурены, взгляд серебряных глаз пронзителен.
Он смотрит на меня так, будто знает, что меня здесь быть не должно.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Его пристальный, неожиданный взгляд приковывает меня к месту. Это длится не дольше нескольких мгновений, но кажется, что проходит столетие. Может быть, он пытается определить кто я из десятков его гостей. А может, ему интересно, почему я пялюсь на него. В любом случае, морщинка между его бровями разглаживается, и я начинаю сомневаться, была ли она вообще. Один из его спутников что-то говорит ему, и он отворачивается от меня.
Я отмираю, дыхание со свистом вырывается из легких, словно его внимание давило мне на грудь. Вскоре, но не так быстро, как хотелось бы, он и его свита проходят через дверь рядом со мной. На мгновение он оказывается так близко, что его запах щекочет мне нос. Глупо, потому что это может быть любой из мужчин, которые находятся рядом с ним, но я почему-то знаю, что этот темный, землистый аромат принадлежит ему.