Я иду по извилистой дорожке мимо душистых кустов, пока не вижу красный арочный мост над тихим ручьем. А в центре моста уже стоит знакомая фигура. Я улыбаюсь и ускоряю шаг, встречаясь с Уильямом.
— Что мы здесь делаем? — спрашиваю я, подходя ближе. — Ты со мной попрощался.
— Это Уильям Поэт попрощался с победительницей аукциона, — отвечает он, притягивая меня к себе. — А теперь это только мы.
Я обвиваю его шею руками и вскидываю голову, глядя ему в глаза:
— И зачем была вся эта игра? Хотел что-то доказать?
— Да, — отвечает он без тени смущения. — Хотел показать, что тебе не о чем было бы волноваться, даже если бы ты не выиграла аукцион. Я придумал тот договор с самого начала. Еще до того, как заподозрил, что ты можешь меня простить.
У меня падает сердце:
— Прости, что тогда сбежала. Прости, что мне понадобилось время, чтобы разобраться в своих чувствах.
— Нет, Вини, — говорит он, и я понимаю, что уже давно не раздражаюсь от этого прозвища. Теперь оно лишь согревает. — Ты имеешь право брать столько времени, сколько тебе нужно, когда злишься или расстроена. Сколько угодно. Главное, что ты вернулась. Это дает мне надежду, что ты будешь возвращаться снова и снова, даже если между нами возникнут разногласия.
Я вспоминаю слова Кэсси. О своем обещании ей — не дать ему потерять себя во мне. О его вине за смерть Лидии. О боли, которую он испытал, узнав, что ее здоровье ухудшилось после того, как отец оставил ее, и что она страдала, пока Уильяма не было рядом.
— Я буду возвращаться, — говорю я. — Всегда буду. Тебе можно отпустить меня немного — это безопасно. И тебе безопасно следовать за своими мечтами.
Не знаю, насколько понятно я это выразила, но по-другому не сказать. Наша любовь еще слишком нова для смелых клятв и обещаний на всю жизнь, как бы ни билось мое сердце для него. У нас еще есть карьеры, которыми мы хотим наслаждаться, цели, которых хотим достичь. Я хочу делать это вместе с ним, но и по отдельности тоже. Мы можем выстроить прочные опоры нашей любви, не растворяясь полностью друг в друге.
Чтобы прийти к этому, нам нужно учиться друг у друга. Строить доверие.
Уильям должен понять, что мы можем опираться друг на друга, не становясь зависимыми. А я должна довериться тому, что он не передумает насчет меня, даже когда увидит мои худшие стороны.
— Я люблю тебя, — говорит он, прижимая меня крепче. — Хочу испытать все с тобой, что бы ни случилось с контрактом.
И сердце снова болезненно сжимается.
От этого все равно никуда не деться: кто-то из нас получит контракт на три книги, а кто-то — нет. Но я знаю одно: я буду любить и поддерживать его, что бы ни случилось. И знаю, что он чувствует то же самое.
Я чуть отстраняюсь.
— Пришло время, Уилл. Давай расторгнем наше пари.
Его глаза расширяются.
— Ты уверена?
— Уверена.
— Тогда пусть будет так. Я, Уильям Хейвуд, официально отзываю нашу сделку, отменяя все условия пари, на которые мы согласились, включая все устные дополнения и изменения, и объявляю ее недействительной.
Я жду, что по мне пройдет дрожь магии, что-то ощутимое, подтверждающее, что наша магически скрепленная сделка перестала существовать. Но ничего.
— И все? Это конец?
— Конец.
— Значит, теперь это гонка продаж.
Его губы трогает лукавая улыбка.
— Гонка, чтобы узнать, кто из нас на самом деле самый популярный.
Наше соперничество еще никогда не казалось таким приятным. Его насмешливая ухмылка будит во мне только азарт. Потому что я знаю: все будет хорошо, что бы ни случилось. С Кэсси тоже. Если выиграю я, у меня есть идеи, как нам всем извлечь пользу. И знаю — без всяких слов, — что и у него есть свои идеи, если победа достанется ему. Мы в этом вместе.
Но при этом мы все равно соперники.
И я не хочу, чтобы было иначе.
Я намерена соревноваться с ним до самого конца.
Подняв подбородок, я зеркалю его игривую ухмылку и ослабляю руки на его шее. Кладу ладонь ему на грудь и кончиком пальца дотрагиваюсь до его носа — точно так, как он сделал в день нашей первой встречи:
— Надеюсь, ты не заплачешь, когда я выиграю, Вилли.
Его руки все еще обнимают меня, и он разворачивается так, что мои спина и бедра упираются в перила моста. Он ставит ладони по обе стороны от меня, преграждая путь, и наклоняется:
— Эй, Вини.
— Что?
— Карт-бланш.
Я фыркаю.
— У нас больше нет карт-бланша.
— Может, официально и нет. Но мне все еще нравится эта игра.
Тепло в его взгляде переворачивает все внутри.
— Ладно. И что ты хочешь сделать с этим карт-бланшем?
— Поцеловать. Коснуться. Трахнуть тебя прямо здесь, на мосту.
Я прикусываю губу, сдерживая стон. Мой разум все-таки заставляет меня бросить взгляд по сторонам: сад все еще пуст, вокруг ни души.
— А если кто-нибудь нагрянет?
Он проводит губами по уголку моей челюсти:
— А если нагрянет твой оргазм? (прим: игра слов: come как «прийти» и как «кончить». Дословно: «а если кто-нибудь придет», «а если кончишь ты»)
— Я думала, тебе не нравятся интимные вещи на публике, — говорю я, и мой голос уже сбивается.
— Есть много вещей, которые я не люблю делать ни с кем, кроме тебя. Ну так что, дорогая?
Жар расползается внизу живота, желание невозможно удержать. Я хватаю его за лацканы и тяну к себе.
— Карт-бланш принят.
И он опускает губы к моим.
ГЛАВА 41
ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ
УИЛЬЯМ
Я и сам не знаю, когда так уверился в собственном поражении, но, пожалуй, в глубине души всегда знал: у меня не было ни малейшего шанса против Эдвины. Даже мое актерское обаяние, усиленное чудесными словами сестры, не сравнится с ее подлинной страстью. Она — целый мир. В каждое свое произведение вкладывает сердце и душу, и читатели отвечают ей так, как, думаю, никогда не ответят мне.
Так что я не удивляюсь, когда Эдвина вваливается в паб «Ячмень и мята» с огромной улыбкой. Мы с Монти и Дафной уже ждем ее в одной из кабинок. Увидев ее, мы с публицистом поднимаемся, а куница запрыгивает прямо на стол.
Эдвина дрожит с головы до ног.
— Я получила его. Я получила контракт.
Я тут же притягиваю ее к себе.
— Поздравляю, дорогая. Ты чертовски этого заслуживаешь.
И я не лгу ни на йоту.
Она этого действительно заслуживает. Она заслуживает всего мира.
Сегодня у нас была встреча после тура с мистером Флетчером в штаб-квартире «Флетчер-Уилсон» в Земном дворе, всего в паре шагов от этого паба. Хоть продажи «Июньского портрета, запечатленного в покое» во время тура и были огромными, я знал: контракт мне он не предложит. А если бы и предложил, я был готов отказаться, если бы следующие книги не вышли исключительно под именем Кэсси. Не знаю, правильный ли это выбор. Возможно, сестре нравится наш союз. Возможно, она даже искренне утверждает, что так и хочет. Но она заслуживает признания за свою работу. Заслуживает, чтобы ее ценили без моего лица, напечатанного поверх ее прекрасного творчества.
Так или иначе, карьере поэта для меня окончена. Я хочу играть. Вернуться на сцену. Эдвина подарила мне эту смелость. Это жгучее стремление. Возродила мою соревновательную жилку.
Возможно, теперь я буду выбирать роли, которые мне действительно подходят.
— Я так за тебя рада, — говорит Дафна, когда мы с Эдвиной отстраняемся. — В своем отчете по туру я прямо советовала мистеру Флетчеру выбрать тебя. Без обид, — последние слова она адресует мне.
— Никаких обид.
— О, думаю, мы все болели за Эдвину, — говорит Монти, хлопнув в ладони. — Я же поддерживал Уильяма по совершенно иной причине. Кстати, как ты оцениваешь мои навыки сватовства?
Эдвина приподнимает бровь.
— Сватовства? Ты собираешься присвоить себе заслугу за наши отношения?
Монти пожимает плечами: