Долгое лечение в элитной психиатрической клинике не дало стабильных результатов. Яркая жизнерадостная девушка превратилась в тень, в призрак, который взывал к отмщению.
Двое возвращались домой, когда «Кракен» начал свою работу. Ангелина не увидела ночной хроники криминальных новостей и не узнала о том, что в одном из закрытых мужских клубов столицы произошла перестрелка, в результате которой был убиты Ильдар Халилов и его племянник, серьезно ранен криминальный авторитет Ренат Бугримов.
38
Бестужев вез женщину к себе.
Хватит ждать, и без того едва не опоздал!
Все время полета Иван держал Ангелину за руку. Было бы можно — усадил себе на колени, обнял и не отпускал, но легкая «вертушка» — не комфортабельная машина, нежности и заботу пришлось отложить на потом.
Страх.
Он острыми когтями полосовал душу и сердце мужчины. Страх за свою женщину, которая откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и молчала. Пара слезинок, оставивших на ее щеке влажный след, и тишина казались страшнее любого крика и даже истерики.
Что спросить?
«Ты в порядке?»
«Как ты себя чувствуешь?»
Охуеть, какие умные вопросы!
Как помочь?
Как поддержать?
Иван молча согревал пальцы женщины, молясь об одном: быстрее бы долететь!
Вертолет приземлился на крыше одного из высотных зданий. Яркий желтый круг с буквой «Н» был виден издалека.
Легкий пружинистый удар.
Полозья шасси коснулись твердой поверхности, вращение лопастей становилось все медленнее и наконец замерло.
— Еще немного и будем дома, — Иван отстегнул ремни безопасности, аккуратно потянул Ангелину на себя. — Пойдем.
С высоты небоскреба вечерняя столица напоминала большой муравейник, расцвеченный яркими огнями витрин и неоном рекламных баннеров.
Женщина шла послушно, не оглядываясь по сторонам. В голове — пустота, словно случилось короткое замыкание, после которого сгорели все провода, разрушились логические и нейронные связи. Тело — до предела сжатая пружина, которая могла в любой момент распрямиться и ударить, разрушить себя и причинить вред окружающим. Хотелось свернуться в клубок и остаться в тишине, чтобы убедиться, что жива.
В машине Бестужев сделал то, что давно хотел: усадил женщину себе на колени, спеленал в объятия. Она не сопротивлялась, удобно устроила голову на крепком плече, цеплялась пальцами за рукав темного пиджака, слушала неровное биение его сердца.
Странное пограничное состояние между явью и сном — спасение от стресса.
— Все прошло, Ангел. Все в порядке… — Иван аккуратно перебирал светлые пряди, нежно касался лица женщины, которая напоминала хрустальную вазу, покрытую сетью едва заметных трещин. Одно неловкое движение, и она рассыплется в его руках, разлетится на миллион мельчайших острых осколков.
В серых глазах сверкали непролитые слезы.
Квартира Бестужева встретила хозяина тишиной и едва уловимым запахом его парфюма.
— Отдохни, — мужчина бережно усадил Лину на диван в гостиной и пошел к шкафу, чтобы достать теплый плед. — Сейчас согреешься и мы поужинаем. Ты что хочешь?
Женский организм, так долго сопротивлявшийся стрессу, не выдержал. Всхлипнув, она вскочила с места, прикрывая рот рукой. Добежала до одной двери, дернула за ручку… Не то! Другая… Ну наконец-то!
Лина подбежала к раковине и открыла кран. Шум воды заглушал неприятные звуки. Ее тошнило, рвало. Приступы жестких спазмов скручивали внутренности, выбивали слезы. Женщина облокотилась локтями на каменную чашу, когда почувствовала, как чужая рука убрала с ее лица рассыпавшиеся волосы.
— Вый-ди… — прохрипела, ловя моменты между болезненными позывами. — Я… сама… не надо… это … плохо…
Иван молчал. Она не видела его потемневших глаз, напряженных плеч. Чувство вины ломало мужчину через колено: он опоздал, и сейчас любимая женщина страдала из-за его промаха. То, что Халилов не оступится от сочинской стройки, было ясно с самого начала, но то, что он узнает об Ангелине, Бестужев не учел.
Виноват.
Он во всем виноват.
Ее желудок был уже пуст, в раковину текла желчь. Ноги женщины тряслись от слабости, руки ходили ходуном. Заметив дрожь ее тела, Иван обнял женщину за талию и прижал к себе, даря устойчивую поддержку.
— Я хочу в душ, — просипела Ангелина. Она прополоскала рот, наскоро умылась. — Можно?
Быстрый взгляд в зеркало заставил вздрогнуть: посеревшее лицо, темные круги под глазами, растрепанные волосы. Ужасно.
— Конечно. Ванна или кабина?
— Кабина.
— Хорошо, — Иван аккуратно отошел от Лины, контролируя каждое ее движение. Одно движение, и пиджак мужчины соскользнул с широких плеч, оказался на полу. Одна за другой пуговки рубашки вылетали из петель.
— Что ты делаешь? — женщина только что расстегнула жакет и оглядывалась в поисках вешалки. — Иван, ты…
— Мне тоже надо в душ, — спокойно отозвался Бестужев. — Кроме того, я не собираюсь оставлять тебя одну, пока ты в таком состоянии.
Словно загипнотизированная, Ангелина наблюдала за выверенными движениями мужчины. Расправившись с пуговицами, он потянул в стороны полы рубашки, обнажая идеальное спортивное тело.
— Я… — она шумно сглотнула, чувствуя, как подкатывает новый приступ тошноты. — Не надо…
— Или так, или больница. Выбирай.
Звякнула пряжка ремня, брюки Бестужева темным сугробом упали на мраморный пол, туда же отправились носки и боксеры. Черная пантера предстала перед женщиной во всей красе.
О, Боже! Ангелина зажмурилась, пытаясь хоть как-то договориться с собственным организмом, который решил отыграться на хозяйке по полной программе.
Мысли метались в светловолосой голове сумасшедшими кроликами. Их было много. Разных. От «о, Боже, какой мужчина!» до «мамочки, меня опять тошнит!».
— Ангел, я не буду к тебе приставать, — раздался у нее над ухом тихий рокот. — Вернее, буду, но потом. Сейчас мы просто примем душ, смоем с себя пыль этого дня. Договорились?
Синие глаза держали ее в плену, пока пальцы мужчины расправлялись с мелкими пуговками-жемчужинками на блузке, молнией на брюках и кружевным бельем.
В просторной душевой кабине хватило места для двоих.
Теплый водопад обрушился на голову и плечи Ангелины.
— Купание красного коня, — мелькнула в воспаленном мозгу сумасшедшая мысль, заставившая женщину тихо хихикнуть. Знать бы, из каких запасников воображение извлекло подобную ассоциацию, вспомнив творение Кузьмы, свет Петрова-Водкина.
— Все нормально?
Вместо ответа Лина обняла обнаженного Ивана, уткнулась ему в грудь и разревелась. Он стоически терпел, мягко гладил по спине любимую женщину, бормотал ей на ушко милые глупости. Стресс выходил вместе со слезами, напряжение постепенно отпускало. Когда всхлипы затихли, мужчина приподнял любимое зареванное лицо за подбородок и посмотрел в серые глаза.
— Ты ж моя умничка, — его губы мазнули по ее виску, пальцы запутались в мокрых тяжелых волосах. — А теперь мыться.
39
Это было сложно.
Адски.
Внутренний зверь бился и неистовствовал, требуя любимую женщину прямо сейчас.
Вот она, рядом, обнаженная, уязвимая, открытая, но человек крепко держал зверя в узде.
В конце испытания, которое сам себе устроил, Бестужев был вымотан до предела. Лина начала засыпать еще в ду́ше, когда он массировал ее плечи, промывал волосы, избавляя от ангарной пыли и липкого страха, впитавшегося в кожу.
Завернув любимую женщину в мягкий белый халат, Иван отнес ее в спальню, уложил на кровать.
— Мгм, — Плотникова повернулась на бок, подтянула колени к груди, положила ладошку под щеку.
Уснула, как ребенок, а мужчине было не до сна. Пришлось снова идти в ванную комнату, чтобы… да. С собственным телом пришлось договариваться.
За окном — летняя ночь, в комнате — сумрак, разбавленный мягким светом ночника. Совсем рядом спала Ангелина. Иван устроился в кресле в ее комнате. Не наевшись, не налижешься, да, ну хоть так он мог позволить себе быть рядом. На широком деревянном подлокотнике стоял стакан, на дне которого старым золотом переливался коньяк.