— М-да, приправлен он потом и кровью, — задумчиво ответил цесаревич, глядя в запылённое окно. — Я, разумеется, никогда не думал, что солдатская доля легка и состоит из одних парадов. Хотя и под ружьём мне доводилось стоять — его величество повелел пройти полное воинское обучение. В детстве, помню, нам с Павлом это было только в радость: красивые мундиры, отлаженные строевые приёмы, барабанная дробь, музыка оркестров… А вот увидеть войну в её настоящем виде мне так и не довелось. — Он тяжело вздохнул. — Павел, после возвращения с Кавказа, где он участвовал в обороне Армянской области, рассказывал мне, что его там поразило больше всего. Не героика, а кровь, смерть, вонь пороха… И самое страшное — зверски убитые мирные жители. Он рассказывал, а у меня всё внутри холодело. Боюсь даже представить, каково увидеть это воочию.
— Война дело грязное и ничего хорошего в ней нет. Но если довелось в ней участвовать, то делать надо это умело и со знанием дела. Вы внимательней присмотритесь к походным мелочам. Мои действия и сравните их с действиями того же полуэскадрона. Состояние и подготовку войск стоящих на линии. Ладно казаки это отдельная история, иррегулярные войска. А остальные. Последний набег Абдулах-амина показал все наши слабые места и не доработки в управлении и состоянии на местах. Назначен новый командующий Кавказским корпусом, князь Воронцов. Боевой генерал. Многого сказать не могу, мало знаком.
— Насколько крупный набег? — заинтересовался Александр.
Стал подробно и обстоятельно рассказывать о всей летней компании. Предстояло рассмотреть очень обширный круг вопросов, который постепенно расширялся и охватывал общие вопросы касающиеся армии. Пищи для бесед было предостаточно. Я не переживал за то что нам будет скучно в дороге. К пяти часам после полудня мы подошли к месту стоянки. Быстро разбили лагерь и готовились к принятию ужина, или позднего обеда. Александр внимательно наблюдал за действиями полусотни. Все занимались своими делами. Суета была упорядочная и в скоре в лагере наступило спокойная жизнь.
Только к девяти вечера, уже в темноте, подошёл основной обоз. Уставшие люди разбивали лагерь в темноте. Единственная радость, что горячая пища была готова.
Полковник ответственный за караван доложился и извинившись отправился контролировать разбивку лагеря. Костя с разведчиками развёл весь караван на отведённые места. Ночной караул вели разведчики и казаки донцы. Как не крепился Александр, но не мог побороть сонливость после ужина и отправился спать.
— Ну что, командир, добавилось хлопот с высоким гостем? — К костру подсел Михаил и, помолчав, развел руками. — Странное дело… Казалось бы, цесаревич — он совсем из другого мира. Смотрю на него, выходит, такой же, как и все.
— Ты хочешь сказать, Миша, что и цесаревич ходит под кусты, ест из котелка и спит на бурке, как простой смертный? — ухмыльнулся я.
— Именно так, командир! — рассмеялся Михаил.
К нашему костру подошёл Савва, потирая руки.
— Обозники успокоились, дрыхнут уже. Разведка на постах, казаки при деле.
— Эркен где? — осмотрелся я.
— Подарков жене накупил, сидит, перебирает. Решает, что жене, а что — её сестре.
— Ну, тогда и Женьке пусть дарит, — влез в разговор Паша, до этого молча слушавший у огня.
— А ей за что? Муж у неё есть, Саня. Вот пусть он и дарит, — удивился Савва.
— А за то, что пока Эркену дом ставят, его Анфиса у Сани в доме живёт, — невозмутимо пояснил Паша. — Он жене и сестре подарит, а Женька виду не подаст, но в душе затаит обиду. — Паша многозначительно поднял палец. — И не надейтесь, что она это забудет. Бабы они такие — ничего не прощают. Особенно если её одну с подарком обошли.
Савва слушал, разинув рот.
— Паша, а ты когда это так в бабах разбираться стал?
— Не твоя забота, — отрезал Паша. — Советую по доброте душевной. Хошь — послушай, не хошь — твоя воля. Только Эркену потом дороже выйдет.
— Дельный совет, — усмехнулся я. — Савва, ступай, передай Эркену мудрые слова Паши.
Глава 13
Санкт-Петербург. Кабинет императора Николая I.
Генерал Бенкендорф, чьи долгие годы службы научили его читать малейшие оттенки в настроении государя, с первого взгляда понял: император чем-то глубоко расстроен. Тяжёлая дума лежала на его обычно непроницаемом челе, а взгляд, устремлённый в окно, был отсутствующим и мрачным. Поэтому начать свой доклад шеф жандармов решил с самых нейтральных и рутинных сводок. Чрезвычайных происшествий, требовавших немедленного вмешательства монарха, за истекшую неделю не случилось. Всё, что Бенкендорф мог решить самостоятельно, он уже уладил. Но император, казалось, едва слышал его: он был рассеян и необычайно невнимателен. Только упоминание о цесаревиче немного отвлекло Николая от его мрачных мыслей.
— Его императорское высочество прибыл в Ставрополь. Поездка следует утверждённому расписанию. Население встречает цесаревича с неизменным восторгом. После нескольких дней ознакомления с гарнизоном и городом, его высочество проследует в Пятигорск.
— Александр Христофорович, а приняты ли дополнительные меры для охраны Александра? — в голосе императора прозвучала тревога.
— Не извольте беспокоиться, ваше величество, всё предусмотрено. Кстати, только что поступила подробная сводка о летней вылазке Абдулах-амира. Изначально его набег развивался успешно, однако наши войска нанесли мятежникам сокрушительное поражение. По неподтверждённым данным, сам Абдулах-амин был тяжело ранен и, скорее всего, скончался от ран.
— Вот как? — император заметно оживился. — И когда мы получим окончательное подтверждение?
— Господин полковник Иванов-Васильев в своём донесении указывает, что пленные единодушно подтверждают факт ранения предводителя. Именно это и послужило причиной поспешного снятия осады с крепости Грозной.
— Уж не сам ли полковник приложил к сему руку? — усмехнулся Николай.
— Сие доподлинно неизвестно, ваше величество. Однако князь Воронцов в рапорте особо отметил заслуги полковника в отражении нападения. Его батальон действовал на редкость активно и блестяще на протяжении всей кампании, от начала до конца.
Бенкендорф намеренно умолчал о цифрах наших потерь и других досадных подробностях операции.
— Кто бы сомневался, — задумчиво протянул император.
В кабинете повисла краткая пауза. Николай подошёл к окну и, глядя на застывшую в ожидании дождя Дворцовую площадь, неожиданно спросил:
— Александр Христофорович, а как обстоят дела у её императорского высочества Марии Александровны?
В докладе Бенкендорфа этот вопрос упомянут не был, однако его было трудно сбить с толку.
— Насколько мне известно, её высочество активно занимается подготовительными мероприятиями и решает, в каком из предоставленных ей зданий открыть женское училище. Согласно вашему указанию, в её распоряжение предоставлены здание бывшего доходного дома купца Матюхина и конфискованная усадьба Вересова-Ухтомского — бывшего графа.
— То есть пыл её императорского высочества не угас? — усмехнулся император.
— Ни в коей мере, ваше величество. Более того, Мария Александровна оказалась на удивление настойчивой и деятельной. Она с величайшей тщательностью подбирает подрядчиков для ремонта и реставрации здания. Полагаю, её выбор склоняется к усадьбе Вересова-Ухтомского. Она достаточно обширна, и при сравнительно небольших вложениях сможет вместить до ста пятидесяти воспитанниц, не считая обслуги.
— Ваше величество, разрешите обратиться по делу чрезвычайной важности, — решился, наконец, Бенкендорф.
— Что случилось, Александр Христофорович? — Император вопросительно поднял на него глаза.
— Буквально вчера мною получен доклад от полковника Баровича, начальника жандармского управления в Тифлисе. В штабе Кавказского корпуса раскрыт агент английской разведки. Им оказался… полковник Желтов, помощник начальника штаба, начальник первого отделения.
— Начальник первого отделения⁈ — Император вскинул голову, ошеломлённый. — Генерал, как такое возможно? Вы уверены в этом?