— Присаживайтесь, поужинайте. Не побрезгуйте, ваше благородие. От всей души. — Суетился хозяин.
Появились два парня, которые сноровисто и быстро накрыли стол. Сели ужинать, чего отказываться, если предлагают.
— Мой шашлик люче, — поморщился Аслан.
— Не буду спорить, но этот тоже хорош, — согласился Паша, с удовольствием жуя мясо.
Минут через тридцать дверь бесшумно отворилась, и на пороге возник Крох.
— Здравия желаю, ваше сиятельство, — он склонился в почтительном поклоне. Хозяин, наблюдавший за этим, не смог скрыть удивления на своём лице.
— Хватит и «благородия». Оставьте нас, — приказал я тоном, не допускавшим дискуссий.
— Садись, Крох. С твоими крестниками всё в порядке. Пока обживаются в Пятигорске, о дальнейшем решим позже.
Крох молча кивнул, и в его глазах читалось глубокое удовлетворение.
— Что известно о князе Хитогурове?
— Внезапно собрался и отбыл в своё родовое селение. Поговаривают, будто бы в некоторой спешке, — на губах Кроха промелькнула хитрая усмешка.
— Это потом. Сейчас мне нужен торговец Худовердян.
— К завтрашнему утру будет у вас человек. Он всё расскажет и проведёт. Вообще, хлопот нынче много, потому и прошу простить хозяина за нерадушный приём. Вышла небольшая накладка с бродягами, вот он и опасается чужих. Если что-то важное — связывайтесь через него.
— Мы расположены в пригороде, у мельниц. Твой человек должен быть там завтра, с утра. Дело сказано, я спешу. Аслан, рассчитайся.
— Ваше благородие, да зачем же? Это мне обида, — Крох нахмурился, как оскорблённый родственник.
— Я не привык быть обязанным, — Аслан положил на стол ассигнацию в десять рублей.
— На кой тебе, Крох, с такими людьми связываться? — спросил хозяин, едва дверь за гостем закрылась. — Про него жути какие рассказывают. А эти двое, что с ним, взгляд волчий, зарежут и не поморщатся. Уж я-то таких знаю, насмотрелся вдосталь.
— А тебе-то это зачем? Не твоего ума дело. Лучше волка в знакомцах иметь, чем продажного шакала. Есть кое-кто, кому я, при всём желании, укорота дать не могу. А он — может. Так что сиди да помалкивай. Во всём порядок должен быть. Каждый сверчок знай свой шесток.
— Вроде всё так… — хозяин духана задумчиво почесал затылок. — А вот на душе кошки скребут. Чует сердце: ежели что не так хоть в чём-то — убьют, как пса, и в яму безымянную скинут. — Он сокрушённо вздохнул.
— С такими людьми только и есть один уговор — честность. Он своё слово держит, всегда. Но до тех пор, пока и ты честен. А уж если в тебе дурости хватит его обмануть… Ты угадал — убьют. Не спросят даже, как звать-величать.
Ранним утром следующего дня ко мне наведался мужичок неопределённых лет, одетый в поношенную, но опрятную одежду.
— Я от Кроха, ваше благородие, — отрапортовал он, склонив голову.
— Задание тебе известно?
— Да, — лаконично ответил мужичок.
— С тобой пойдут Савва и Эркен. Будешь их проводником и ответишь на все вопросы.
Мужик молча кивнул, всем видом показывая готовность.
— Аслан, кошелёк, — распорядился я. Достал трёхрублёвую ассигнацию и протянул ему. — Это за труды.
— Благодарствую, ваше благородие! — Мужичок осклабился и бережно спрятал бумажку вглубь кармана.
— Ну, пошли, перекусим на дорожку, — Савва по-дружески обхватил за плечи проводника. — А то мы с пустым брюхом никуда.
— Савва! — окликнул я его, когда они собрались отойти. — Если всё сложится, доставьте сюда. Тихо и аккуратно. Повторяю — аккуратно. Возьмёшь у Кости пару надёжных ребят. Я вернусь к шести часам пополудни. Можешь взять карету.
— Будет исполнено, командир.
После завтрака я в сопровождении Паши и Аслана отправился в здание жандармского управления Тифлиса.
За столом в своём кабинете меня ожидал полковник Барович.
— Здравствуйте, Пётр Алексеевич, — приветливо поднялся он мне навстречу. — Как ваше самочувствие? Выглядите весьма неплохо.
— Здравия желаю, Юрий Германович. Чувствую себя куда лучше, чем в первые дни, — ответил я. — Благодарю за участие. Для вас — пакет. Адресат, как обычно. — Я положил на стол конверт с очередным докладом на имя Дубельта. — Ничего срочного, но и затягивать с отправкой не стоит.
— Кстати, и для вас есть почта, — вспомнил Барович и кивнул адъютанту. Тот вышел и через мгновение вернулся с пакетом, который вручил мне, протянув журнал для росписи о получении.
Я вскрыл конверт и углубился в чтение. Барович, проявляя такт, вновь погрузился в собственные бумаги, давая мне возможность ознакомиться без помех.
Текст предписания гласил:
'Его сиятельству полковнику казачьей службы графу Иванову-Васильеву.
Согласно личному приказу его императорского величества, Вам следует безотлагательно прибыть в Петербург. На месте Вам надлежит уладить текущие дела, требующие Вашего личного участия, и передать командование пластунским батальоном войсковому старшине князю Долгорукому. Подробные указания переданы Атаману Кавказского казачьего войска генерал-майору Колосову.'
Внизу стояли число, подпись и круглая сургучная печать.
Неожиданный вызов заставил меня замереть в растерянности. Моё состояние не укрылось от Баровича.
— Что случилось, Пётр Алексеевич? — тревожно спросил он.
Я молча протянул депешу. Барович взял бумагу, и я следил, как его взгляд скользит по строкам. Прочтя, он поднял на меня задумчивый взор.
— Сидя здесь, мы ничего не узнаем, — наконец произнёс он. — Явно нечто важное, раз последовал личный приказ государя. Вам стоит воспользоваться вашими связями, Пётр Алексеевич. Навестите его императорское высочество — быть может, он сможет пролить свет на эту загадку.
— Нет, не думаю, что цесаревич знает причину моего вызова.
Я отбросил тревогу и принялся холодно анализировать предписание. В нём указывалось: «Уладить все дела, требующие личного участия». Вот оно, главное! Значит, мне не велено бросать всё и мчаться в Петербург сломя голову. Следовало спокойно завершить дела и передать командование Андрею, недавно произведённому в войсковые старшины ( подполковник). Выходит, меня готовят к чему-то долгосрочному. А если всё держат в секрете, значит, дело — не для чужих ушей.
Наступившая ясность разом развеяла все опасения. Я встретил внимательный взгляд Баровича, который молча наблюдал за мной.
— Вы, кажется, пришли к какому-то решению, Пётр Алексеевич?
— Так точно, Юрий Германович.
— Простите моё любопытство, ваше сиятельство, но не сочтите за труд… поделитесь мыслями, если это возможно?
— Почему же нет? — я изложил ему ход своих размышлений.
Барович выслушал, задумался на мгновение и изрёк:
— Всё логично и обоснованно. Позволю себе добавить лишь одно: требование завершить дела, которые не терпят вашего отсутствия, — верный признак скорого нового назначения. — Он многозначительно улыбнулся.
— И что это означает? — подыграл я.
— Что именно? — оживился Барович.
— А то, что мы с вами — умные персоны! — после короткой паузы мы не сговариваясь рассмеялись.
Барович лишь озвучил мою заключительную мысль: меня, скорее всего, ожидало новое назначение.
По пути в лагерь полусотни меня внезапно накрыло чувство, которое даже грустью назвать было нельзя — вселенская, беспросветная тоска. Придётся оставить всё, что было нажито за эти годы. Дела, доходы — всё это мелочи, суета. Батальон! Вот что стало главным делом моей жизни. И теперь страх, что всё это рухнет без меня, буквально выворачивал душу наизнанку.
«Стоп!» — резко одёрнул я себя и для верности ущипнул. С чего это вдруг — развалится? Андрей вполне справится с батальоном, вернее, уже с бригадой. Наверняка вопрос о преобразовании уже решён. И другие офицеры не дадут пропасть моим начинаниям. Если всё пойдёт так, как я думаю, то мне нужно найти в себе силы… просто отпустить своё детище в свободное плавание. Егор со своими дружками не позволит, чтобы всё развалили. Да и я буду настаивать, чтобы меня назначили шефом бригады. Так что я буду незримо присутствовать и смогу вовремя поправить, если что.