— УРРр….! — прокатилось по строю.
— Батальон… Вольно! — В последний раз скомандовал я.
Даже без дублирующей команды Андрея всё было исполнено безупречно. Я отдал честь и быстрым шагом направился к карете. Наш небольшой караван тронулся и выехал за ворота. Батальон же продолжал стоять в строю, провожая меня взглядами, пока мы не скрылись из виду.
Глава 32
Полковник Гессен, начальник первой экспедиции, слушал доклад штабс-капитана Володина о ходе расследования убийства начальника Псковского жандармского управления подполковника Мясникова. Следователь, направленный в Псков по столь важному делу, до сих пор не прислал никаких новых вестей.
После вчерашнего совещания у начальника штаба Дубельта Гессен испытывал тягостное чувство досады. Формально первая экспедиция подчинялась непосредственно генералу Бенкендорфу, начальнику Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Однако претензии и недовольство, высказанные накануне Дубельтом, задели самолюбие полковника. Вместо слаженной работы начинались мелочные препирательства о том, кто какую роль должен исполнять. А дело, находившееся под личным контролем императора, было громким и требовало результата — которого не было.
— Герман Иванович, — продолжал Володин, — следователь связывает это убийство с обществом «Свобода и революция». Он опирается на то, что преступление совершено в точности как покушение на его императорское величество. Злоумышленник встретил подполковника Мясникова, когда тот выходил из своей квартиры, и произвёл два выстрела. Поскольку произошло это рано утром, единственным свидетелем оказался дворник.
— И что же, — язвительно осведомился Гессен, — показания дворника дали ему основание полагать, что это дело рук общества «Свобода и революция»?
— Герман Иванович, уверен, на этом следствие может и остановиться. У меня, честно говоря, других версий просто нет. Вполне допускаю, что убийство и впрямь дело рук «СР», но ни доказать, ни опровергнуть этого мы не можем.
Володин замолчал, всем своим видом демонстрируя ожидание решения.
Полковник задумался, замерев за столом.
— Вайсер или его сподвижники появлялись в Пскове?
— Достоверных сведений на этот счёт нет, Герман Иванович.
— Значит, тупик. Что там с Мишкевичем?
— Ведёт жизнь праздную. Регулярно получает деньги от матери. Частый гость в салоне баронессы фон Пален. Теоретик, чистой воды идеалист — много говорит, прожектёрствует. Никаких связей с кружками «СР» мы не выявили. Его почта под контролем — ничего подозрительного.
Гессен тяжело вздохнул.
— Что ж, по всей видимости, и нам на время придётся принять версию о причастности к убийству подполковника общества «СР». Тогда это подразумевает, что у нас действует крайне радикальная организация и противопоставить ей мы ничего не можем.
Мы многому не можем противостоять. — задумчиво потянул Гессен.
Генеральный штаб Российской императорской армии.
Начальник первого отделения, генерал-майор Алексей Дмитриевич Леднёв, сидел за своим массивным столом, уставясь пустым взглядом в окно. Утро началось с тяжёлого разговора: начальник Генштаба, генерал от инфантерии Фёдор Николаевич Синявин, сообщил ему, что он отстранён от должности.
— Алексей Дмитриевич, вынужден вам сообщить… Вы отстраняетесь от должности. Временно будете находиться в резерве. Поверьте, мне крайне неприятно говорить вам об этом… Но распоряжение военного министра не оставляет мне выбора.
Леднёв в глубине души ожидал такого исхода, но всё же надеялся — сгладят, учтут долгие годы безупречной службы. Не учли.
Назначение в резерв — та же отставка, лишь прикрытая лицемерной маской снисходительности. Все тревоги и сомнения, копившиеся весь последний месяц, обрушились на него разом, придавив невыносимой тяжестью. С нечеловеческим усилием он сумел выпрямиться под этим грузом, чтобы сохранить лицо.
— А может, оно и к лучшему, — с казённым равнодушием подумал генерал. — Пенсион положен, мундир сохранили. Вернусь в Суздаль, заживу тихой жизнью… Кому я лгу? — горькая усмешка искривила его губы. Столько лет отдано армии! Вся его жизнь была служением Отечеству, всё остальное так и осталось на периферии. И теперь, когда служба отступила, его охватило полное, всепоглощающее безразличие — апатия, в которой не было ни злобы, ни сожалений. Спешить было решительно некуда. Впереди лежала только пустота.
Зимний дворец. Кабинет императора Николая 1.
Генерал Бенкендорф, закончив еженедельный доклад, уже собрался было откланяться, когда император остановил его вопросом:
— Александр Христофорович, что вам известно о князе Курбатове?
— Ваше величество, угодно будет получить развёрнутый доклад? — с непроницаемым видом осведомился Бенкендорф.
— Нет, ограничьтесь главным.
— Капитан Преображенского полка. Мот и кутила, имеет значительные карточные долги. В последние полгода часто назначается дежурным офицером в свиту её императорского величества. Пользуется протекцией графини Львовой, — отчеканил Бенкендорф, привычно опуская лишние детали.
Николай откинулся на спинку кресла, размышляя.
— А что значительного числится за князем по службе? Участие в походах, отличия?
— Никак нет, ваше величество. Выпускник Пажеского корпуса. В чине подпоручика начал службу в Преображенском полку, где служит и ныне. Пытался поступить в академию Генштаба, но не преуспел. Его дядя, князь Курбатов старший, командует дивизией в Смоленске. Сам же капитан — единственный сын и наследник.
— Стало быть, его главное поприще — натирать паркет на балах Петербурга? — усмешка императора была холодной. — И живёт на широкую ногу благодаря тёплой протекции… Что ж, Александр Христофорович, положите конец этой праздности. Направьте этого «бравого» гвардейца в Кавказский корпус. Но не при штабе, — Николай отчеканил каждое слово, — а командовать пехотным батальоном на Линии. И проследите, чтобы распоряжение было исполнено в точности. Без малейших отклонений.
— Слушаюсь, ваше величество. — Бенкендорф поклонился и вышел из кабинета.
Николай сидел за столом и пытался заставить себя заняться делами. Но всё валилось из рук и попытка взяться за прочтение различных бумаг лежащих перед ним вызывало отвратное чувство. Решительно встав из-за стола он вызвал адъютанта.
— Приготовьте мой выезд, я еду в Петергоф.
Её императорское величество, Александра Фёдоровна, пребывала в блаженной истоме, пока умелые руки массажистки, которую предоставила графиня Екатерина Иванова-Васильева, разгоняли тягостное напряжение в её плечах. Целая серия процедур по уходу за телом — массажи с благовонными маслами, лечебные ванны с травами и молоком, тщательно подобранные маски для лица и шеи — сотворили за короткий срок настоящее чудо. Императрица, очарованная преображением, с трудом верила собственному отражению. Отныне она строго следовала каждой рекомендации, ни на йоту не отступая от предписаний, и с лёгким сердцем продолжала начатый курс, дав себе слово — жить так и впредь, возведя новоприобретённые ритуалы в непреложный закон.
Этим вечером её ожидала баня — ритуал, который императрица успела всей душой полюбить. Нет, здесь не было ничего от привычного русского пара: Александра Фёдоровна лишь нежилась в ласковом тепле, пока её осторожно омывали, а затем натирали драгоценными ароматными маслами. После этого она оставалась ночевать в уютной спальне банного терема. Только завершив все процедуры, императрица соизволила приступить к ужину.
И тут одна из фрейлин, нарушив этикет, стремительно впорхнула в столовую.
— Ваше величество! Прибыл нарочный с известием — его императорское величество изволит следовать в Петергоф и прибудет через час!
Императрица замерла на мгновение, сраженная этой вестью. Увы, не такой представляла она эту встречу. Но как сложилось. Резко поднявшись из-за стола, она бросилась в спальню — почти бегом.