— Очень рад. — «Мог бы и догадаться, — подумал Эймос, — что Джейн позаботится о своем финансовом будущем». — Вы снова выйдете замуж?
— Весьма неуместный вопрос на похоронах моего мужа.
— Знаю, но вы терпеть не можете, когда вокруг таких вопросов обходятся кокетливыми полунамеками.
Она усмехнулась.
— Ты слишком хорошо меня знаешь, плут. Но я тебе не отвечу.
— Справедливо.
Подошел еще кто-то с соболезнованиями, и Эймос отошел к фуршетному столу. Его пасынок Стивен разговаривал с Хэлом, новым графом шестнадцати лет от роду. Эймос услышал, как Хэл спросил:
— Так сколько лекций тебе нужно посещать каждую неделю?
— Ты не обязан посещать ни одной из них, — сказал Стивен. — Но большинство ходят примерно на одну в день.
Они, очевидно, говорили об Оксфорде. Эймос вспомнил, как он завидовал молодым людям, которые учились в университетах, и как гадал, выпадет ли когда-нибудь такая привилегия его сыну. Теперь его непризнанный незаконнорожденный сын вот-вот исполнит эту мечту. «Как странно, — размышлял Эймос. — Мое желание сбылось так, как я и представить себе не мог».
Но такова была жизнь, как он уже понял. Она никогда не складывается в точности так, как ты ожидаешь.
*
Незадолго до Рождества 1823 года Спейд, теперь уже член парламента, отправился на тайное собрание в лондонский дом Фрэнсиса Плейса.
Кампания против Закона о союзах приближалась к своей кульминации. В наступающем году должно было состояться парламентское Ватерлоо. Если правительство представляло собой Бонапарта, а оппозиция герцога Веллингтона, то небольшая группа, собравшаяся на Чаринг-Кросс, была теми самыми пруссаками, что надеялись склонить чашу весов.
Там было несколько радикальных членов парламента, включая Джозефа Юма. Все они годами вели кампанию против Закона о союзах без всякого результата. Большинство членов парламента были с ними не согласны, ведя себя так, будто любая встреча рабочих людей неминуемо ведет к революции и гильотине.
Но теперь грядет решающая схватка.
Юм объявил, что убедил правительство назначить Специальный комитет по делам ремесленников и машинного производства.
— Комитет будет расследовать эмиграцию ремесленников и экспорт машинного оборудования, — сказал Юм. — Оба вопроса важны и для правительства, и для фабрикантов. И, почти как бы между прочим, нам поручено изучить действие Закона о союзах. Поскольку это была моя идея, правительство согласилось, чтобы я стал председателем. Это наш большой шанс.
— Нам придется действовать хитро, — сказал Спейд. — Не стоит будоражить наших врагов слишком рано.
— Как мы это провернем? — спросил осторожный член парламента с севера по имени Майкл Слейтер. — Мы же не можем держать комитет в секрете.
— Нет, но мы можем не поднимать шума, — сказал Спейд. — Говорить о нем так, будто это нудная рутина, которая вряд ли приведет к чему-то значительному. — За последние пять лет Спейд многому научился в парламенте. Как в шахматах, атака не должна выглядеть как атака, пока ей уже невозможно будет противостоять.
— Хорошая мысль, — сказал Юм.
— Но все будет зависеть от членов комитета, — заметил Спейд.
— Об этом позаботились, — сказал Юм. — Теоретически, членов комитета будет выбирать председатель Министерства торговли. Но я представлю ему список рекомендаций, и без его ведома, в него войдут только те, кто сочувствует нашему делу.
Спейд подумал, что это может сработать. И Юм, и Плейс были опытны в ведении парламентских дел. Их будет нелегко переиграть.
— Что крайне важно, — продолжал Юм, — и ради чего созвано это собрание, так это то, что мы должны привести убедительных свидетелей для дачи показаний комитету. Свидетелей, которые на собственном опыте испытали несправедливость и разрушения, вызванные этим законом. Во-первых, нам нужны рабочие, которые были жестоко наказаны судьями за нарушение закона.
Спейд подумал о Сэл, которая теперь была Сэл Хеннесси, выйдя замуж за Колина.
— В Кингсбридже есть женщина, — сказал Спейд, — которая отбыла два месяца каторжных работ за то, что сказала хозяину, что он нарушает соглашение, на которое сами же суконщики и согласились.
— Это именно то, что нам нужно. Глупые, злонамеренные судебные решения, основанные на этом законе.
Слейтер скептически заметил:
— Необразованные рабочие обычно являются плохими свидетелями. Они порой несут нелепые жалобы. Говорят, что владельцы фабрик занимаются черной магией, станком управляет демон, и все в таком духе.
«Слейтер, однако, полезный пессимист, — подумал Спейд. — Вечно мрачен, но указывает на реальные проблемы».
— Наши люди будут предварительно опрошены здесь присутствующим мистером Плейсом, — сказал Юм, — который уже проинформирует меня о личном опыте каждого свидетеля, чтобы я мог быть уверен, что задаю правильные вопросы.
— Хорошо, — удовлетворенно сказал Слейтер.
Юм продолжил:
— А еще нам нужны владельцы фабрик, которые засвидетельствуют, что управлять рабочими проще, если есть профсоюз, с которым можно вести переговоры.
— Я знаю и таких, — сказал Спейд.
Выступил Фрэнсис Плейс.
— Есть места, где заработная плата настолько низка, что работающие люди получают пособие по бедности. Налогоплательщики злятся, потому что они субсидируют прибыль владельцев фабрик.
— Хорошее замечание, — сказал Юм. — Мы должны найти людей, которые засвидетельствуют это. Это очень важно.
— Наши враги тоже приведут свидетелей, — сказал Слейтер.
— Несомненно, — ответил Юм. — Но, если мы будем действовать осторожно, они не задумаются об этом до последней минуты, и их подготовка будет проходить в спешке.
«Вот так и делается политика», — размышлял Спейд, когда собрание расходилось. Недостаточно иметь на своей стороне правоту. Нужно быть хитрее другой фракции.
Он вернулся в Кингсбридж на Рождество. Члены парламента не получали жалованья, поэтому те, кто не был богат по рождению, должны были иметь другую работу. Спейд продолжал вести свои дела.
Находясь в Кингсбридже, он убедил Сэл и Эймоса дать показания перед комитетом Юма.
Комитет заседал в Вестминстер-холле с февраля по май 1824 года и допросил более ста свидетелей.
Эймос свидетельствовал о преимуществах работы с профсоюзами, а его жена, Элси, с гордостью смотрела на него.
Кульминацией слушаний стали показания фабричных рабочих. Стало до ужаса ясно, что Закон о союзах использовался для запугивания и наказания рабочих способами, которые парламент никогда не предполагал, и многие члены парламента были возмущены.
Один сапожный мастер в Лондоне вдвое урезал плату своим работникам, а когда они отказались работать, вызвал их к лорд-мэру, который приговорил их всех к каторжным работам. Похожую историю рассказал хлопкоткач из Стокпорта, которого избил констебль и посадил в тюрьму на два месяца вместе с десятью другими мужчинами и двенадцатью женщинами.
— Забастовка в Кингсбридже была урегулирована путем переговоров между группой, представляющей владельцев фабрик, и группой, представляющей рабочих, — сказала Сэл. — Частью соглашения было то, что когда хозяин планирует установить на фабрике новое оборудование, он должен обсудить это с рабочими.
— Был ли по этому соглашению хозяин обязан поступать так, как хотели рабочие? — спросил Юм.
— Нет. Он был обязан обсудить, вот и все.
— Продолжайте.
— Один из хозяев, мистер Хорнбим, застал своих рабочих врасплох, установив новую чесальную машину без обсуждения. Я пришла к нему домой с другим членом делегации рабочих, Колином Хеннесси, и одним из владельцев производства, Дэвидом Шовеллером, и мы втроем поговорили с ним об этом.
— Вы ему угрожали?
— Нет, мы лишь напомнили ему, что придерживаться соглашения является лучшим способом избежать забастовки.
— Что случилось потом?
— На следующий день меня разбудили рано утром и отвезли в дом мистера Уилла Риддика, мирового судьи. То же самое произошло и с мистером Хеннесси.