— Повторяй за мной, — требует она. — Я клянусь никогда не рассказывать о уроках, которые преподавались в рамках подготовки к паломничеству, никому, кроме другой жрицы. Я клянусь не произносить ни слова о своих переживаниях в Ином мире никому, кто не совершил переход.
Я повторяю слова, которые Имоджен заставила меня выучить. Я не отрываю взгляда от верховной жрицы и не позволяю своему голосу дрожать, несмотря на то, что капли моей крови падают на каменный пол между нами.
Беспокойство, охватившее меня, только усиливается, когда ледяные щупальца пробегают по коже моего левого среднего пальца и ладони. На коже появляется незаметный узор из серебристых завитков в форме широкого кольца, видимый только при прямом освещении. Рана медленно затягивается и превращается в тонкую линию. Кровь испаряется с пола, превращаясь в шипящий пар.
— Ты можешь встать, Наоми из Пойнт Вуденд, желаю удачи в твоем паломничестве, — жрица наклоняет голову в сторону, отпуская меня.
Я поднимаюсь на дрожащих ногах и возвращаюсь к Имоджен, пока Кандра дает ту же клятву. Имоджен практически тащит нас к выходу из зала быстрыми шагами, тяжело выдыхая, пока напряжение спадает с ее плеч.
— Почему ты так волновалась? — шепчу я ей, когда мы выходим через двойные двери.
— Я боялась, что он прибудет до того, как ты принесешь клятву, и остановит тебя, — Имоджен кивает головой в сторону, и я поднимаю взгляд.
Лорд-протектор приближается к нам, а за нами — участники церемонии. Его лицо искажено глубокой морщиной, а мрачный взгляд пронзает нас насквозь. От него я чувствую себя никем, будто какое-то насекомое. Даже благородные кандидатки отступают перед его нескрываемой яростью. Брокаты, меха и золотые цепи, которыми он увешан, подчеркивают его превосходство надо мной, но Имоджен смотрит не на него.
Вслед за отцом идет Ронан, его брови сдвинуты, а лицо — отстраненное.
В тот момент, когда наши взгляды встречаются, у меня скручивает живот, и я вспоминаю, как его руки и губы ласкали меня прошлой ночью. Как он заставил мое сердце трепетать, когда держал меня в своих объятиях. Его шаги замедляются. Затем он замечает Имоджен рядом со мной, других женщин вокруг нас, и к нему приходит осознание.
Кровь отливает от лица Ронана, и он быстрыми шагами преодолевает расстояние между нами. Он берет мою руку в свою и поднимает ее на свет, рассматривая каждую линию, пока его пальцы проводят по свежим следам кровавой клятвы. Его простое прикосновение прокладывает тысячу путей к моему сердцу, и это пугает меня.
— Наоми, что ты наделала? — в его голосе слышится отчаяние, когда он переводит на меня взгляд, а затем на Имоджен. — Что ты заставила ее сделать?
Я резко вырываю руку из его ладони.
— Меня никто не заставлял. Я сама приняла решение, — прошипела я, чувствуя, как во мне бушуют эмоции, и я просто не в силах их разобрать. Я прячусь за своим обычным щитом.
Ронан подходит ближе, наклоняется ко мне, пока я не вижу ничего, кроме него.
— Это потому, что... я никогда не хотел, чтобы ты... — он почти шепчет, нахмурив брови. От его отчаянного выражения лица по моей коже пробегает дрожь.
Сердце болезненно сжимается — от пугающего восторга, что он волнуется обо мне настолько сильно. И одновременно — от злости: он считает, что имеет право что-то решать, что мои поступки определяются мужчинами. А ещё — от тошнотворного страха перед тем, во что я только что ввязалась.
— Ты не имеешь права голоса в этом вопросе, Ронан, — говорю я, стиснув зубы.
Он отводит взгляд, потом снова смотрит на меня резким движением.
— Я просто... Я не хочу, чтобы ты…
— Я самостоятельная женщина. Всегда была, — выпаливаю я, кипя от злости. — Я не собираюсь упускать такую возможность изменить свою жизнь к лучшему. Ты хоть понимаешь, что это значит для моей семьи? Я могла бы ни от кого не зависеть. Поднимать голову с гордостью, и сама о себе заботиться. Мне бы больше не пришлось быть игрушкой в руках мужчины и его прихотей.
Он отшатывается.
— Прихотей? — на красивом лице Ронана отражается боль. — Наоми, я…
Это несправедливо. Я наказываю его за грехи своего отца только потому, что они из одного класса. Я это понимаю. Но не могу сдержаться.
— Ронан, сын, ты собираешься к нам присоединиться? — грохочет голос лорда-протектора из зала. — Церемония, как ты видишь, никого не ждет.
Ронан смотрит на отца, потом снова на меня.
— Мы поговорим. До того, как завтра на охоту за фейри выдвинется отряд.
Он с усилием отрывает себя от меня и направляется в зал, занимая одно из кресел рядом с верховной жрицей, на которую в этот момент испепеляюще смотрит его отец. Ронан выглядит там совершенно, чертовски величественно, настолько, что у меня разрывается сердце, потому что он возвышается так высоко над мной. Боль захлёстывает меня волна за волной, и я начинаю задыхаться от нее. Горло сжимается от рыданий, которым я не позволяю вырваться наружу. Мне хочется завыть. Вместо этого я ухожу, и это изображение преследует меня, придавая моим движениям дерганность.
Я задаюсь вопросом, как я вообще посмела прикоснуться к нему, ведь он наследник лорда-протектора. Кто я такая, кроме как мусор? Нет, я должна заслужить свое место в этом мире, а не получить его от лорда, которому просто нравится моё лицо и стоны у его уха.
Кандра спешит догнать меня.
— Это было... сильно. У вас всё в порядке? — она касается моей руки, но я резко отшатываюсь. Тогда она хватает меня за запястье и разворачивает к себе силой. — Наоми, не вздумай снова замыкаться в себе. Не после всего, что мы пережили. Что произошло прошлой ночью?
Мы злобно смотрим друг на друга, пока по коридору мимо нас туда-сюда снуют слуги.
— Ты правда хочешь знать? А зачем? Сплетни такие интересные, да? — во мне кипит ярость. С ней гораздо легче справиться, чем с болью, которая грозит вызвать слезы на моих глазах. Слепая ярость — моя старая подруга, она помогала мне переживать самые тяжелые моменты жизни снова и снова.
— Не здесь, — резко говорит Имоджен, хватает нас обеих за руки и затаскивает в маленькую пустую столовую, захлопывая за собой дверь. Мы обе не обращаем внимания на жрицу, которая садится на стул и наблюдает за нами, скрестив ноги.
— Я всегда была рядом с тобой, Наоми, — произносит Кандра, скривив губы. — Я каждый раз сообщала тебе, когда твоя мама приходила в таверну моего отца, и мы обе знали, что мужчины воспользуются ею. Я сопровождала тебя на каждой охоте, как твоя тень. Я буквально заставила тебя попросить Брайана помочь выделать шкуры, чтобы мы могли сшить себе броню, и научить нас, как это делается. Если мы не подруги, то кто же мы тогда, черт возьми?
Я игнорирую дрожь в ее голосе.
— Не делай вид, будто это было не из удобства, — рычу я. — Зачем кому-то дружить с таким испорченным товаром, как я? Я бы только испортила твою репутацию в городе.
— Вот она, — тихо говорит она, её глаза стекленеют. — Причина, по которой ты никогда не признавала нас в городе, несмотря на то, как хорошо мы проводили время на охоте. Кейн и Чад никогда этого не понимали. Думаю, Чад ухаживал бы за тобой, если бы не боялся, что ты публично отвергнешь его, — она тычет мне в грудь. — Мы подруги, и я заставлю тебя признать это, я всем тебе обязана.
— Нет, — я обнимаю себя руками, будто прикрываясь щитом. Друзья, возлюбленные — они предают, проникают под кожу, а потом уходят, забирая с собой всё. У мамы были друзья. Были мужчины, которых она любила. Ни один из них не принес ей ничего хорошего.
Кандра задирает свой курносый нос, а её большие карие глаза пылают от эмоций.
— Да. И знаешь почему? — я не отвечаю, и она продолжает. — Ты дала мне всё. Несмотря на свой вспыльчивый характер, ты — самый добрый человек из всех, кого я знаю. Я была просто ещё одним голодным ребёнком, который увязался за тобой, а ты не прогнала меня, как сделали бы другие, ты научила меня ставить ловушки для кроликов. Без тебя я бы никогда не смогла пойти на охоту, — она горько смеется. — Ты заставила остальных делить добычу поровну, хотя поначалу я была лишь обузой. Ты научила меня стрелять из лука. Защищаться и стоять на собственных ногах. Из-за тебя я смогла отложить немного монет, чтобы мечтать о будущем вдали от отца. Каждый раз, когда он бил меня, каждый раз, когда меня лапали постояльцы, а он даже не попытался вмешаться — я держалась за эту мечту. Это из-за твоего таланта Ронан заметил нас, и поэтому я получила работу здесь. Ты хороший человек, Наоми, и ты достойна дружбы, — по её щекам стекают слёзы.