Я прикладываю руку к животу. Это кажется почти нереальным. Я еще не чувствую, как он шевелится. Тошнота едва началась, и травы сдерживают ее. Мой живот по-прежнему плоский.
— Ты боишься снова увидеть лицо того фейри? Того, кто зачал и поработил тебя? Потому что ты его увидишь, — ее слова холодны, как камень.
Мои глаза расширяются, и все мышцы моего тела напрягаются. Меня охватывают сильные эмоции. Мой живот скручивает от тошноты, и мне кажется, что железный кулак сжимает мое сердце, пока оно не перестает биться. Сначала меня охватывает горе, но потом просыпается ярость, которую я держала в себе, когда он разбил мое сердце.
Я не могу любить Ниссиена. Не после того, как он лишил меня свободы и поставил перед фактом, кто из моих людей будет жить, а кто умрет. Я превратила все свои чувства к Ниссиену в черную ненависть ко всем его сородичам, потому что позволить этой любви вырваться из клетки, в которую я ее заперла, означало бы мою гибель.
— Не беспокойся, дитя мое, — Биргит подходит ближе и садится за стол рядом со мной. — Я была на твоем месте, и я обещаю тебе, что в тот момент, когда ты возьмешь своего ребенка на руки, ты забудешь его. Не бойся, что ребенок унаследует все ужасные черты фейри, который его зачал. Дети от магической беременности имеют только одного отца, и все, что было до этого, должно быть забыто. Именно тот человек, который их воспитывает, формирует их личность.
Я смотрю в окно маленькой частной комнаты, откуда вижу, как Ронан скачет на лошади, перепрыгивая через препятствия и смеясь с Хендриком. Эта картина успокаивает меня. Как и всегда.
— Ребенок будет похож на фейри? Как он, с огненными волосами и красной кожей?
— Ох, он точно родится таким. И с заостренными ушами. Кровь фейри сильно влияет на их потомство, — она закрывает книгу в руках и кладет ее на стол. — Вот почему матери, беременные магией, всегда должны рожать в Святилище жриц.
Ребенок должен быть спрятан в течение первого года своей жизни. Мы можем зачаровать его, чтобы он выглядел совершенно человеческим, но это продлится всего день или два. Наступает момент, когда ребенок понимает, что он не похож на всех вокруг, и инстинктивно зачаровывает себя понемногу, чтобы выглядеть более человечным. Тогда матери и ребенку разрешается вернуться к своей жизни.
Я киваю. По крайней мере, Кандра и я можем сделать это вместе. Я не планировала этого, но я сделаю все для своего ребенка. Я изменю весь мир, чтобы у него было лучшее место для взросления. Естественная яростная защита, которую я испытываю к своей семье, в десять раз сильнее по отношению к моему ребенку.
— А как же следующее поколение и следующее?
Она долго выдыхает.
— Зачарование настолько глубоко укореняется, что их потомки рождаются зачарованными. Это передается из поколения в поколение. Младенцы, которые теряют свое зачарование, обвиняются родителями в том, что они подменены фейри. Их бросают на произвол стихии, и они умирают, если мы, Матери Магии, не проявляем достаточной активности в обществе, чтобы спасти их. Это одна из многих причин, по которым нам нужно вернуться к былому величии, укрепить наши ряды и быть везде. Мы нужны, но мы не можем брать на себя эту ответственность.
— Тогда приступим к делу, — я указываю на карты перед нами. — Обучи меня всему, что мне нужно знать об этих землях. Я хочу отправить жриц, чтобы они нашли талантливых людей среди простого народа за несколько лет до следующего столкновения миров.
Я кусаю губу. Правильно ли обучать женщин и отправлять их в то царство, когда я хочу только сжечь его дотла? Отправлять их в гнездо змей, когда они даже не представляют, на что идут?
Я смотрю на Биргит новым взглядом. Нам нужны паломницы, чтобы совершать переходы. Без магии фейри весь наш образ жизни погибнет.
Биргит кладет руку мне на плечо и наклоняется ко мне.
— Не пойми меня неправильно, Наоми, то, о чем мы говорим, может занять всю оставшуюся часть моей жизни, и, возможно, большую часть твоей. Но мы оставим этот мир лучше, чем тот, в который мы пришли.
Мы снова изучаем карты, и я повторяю большую часть того, что Биргит уже рассказала мне, пытаясь навсегда закрепить это в своем мозгу. Я настолько погружаюсь в изучение, что вздрогнула, когда в дверь постучали. Я поворачиваюсь и вижу Ронана, стоящего в дверном проеме.
— Почти пора. Ты готова? — он протягивает руку, и я встаю, чтобы взять ее.
На моем лице появляется жестокая улыбка, а сердце замирает в предвкушении сегодняшнего события.
— Я ждала этого всю свою жизнь.
Я произношу несколько благодарственных слов на прощание с верховной жрицей и покидаю замок вместе с мужем.
Вся наша процессия мчится быстрым шагом через протекторат, к нам присоединяются стражники, магистраты и адвокаты. Мое предвкушение растет с каждой милей, которую проделывают наши лошади, и я не могу перестать бросать Ронану злобные улыбки. Он отвечает мне той кривой улыбкой, которую я так люблю.
Мы замедляемся только когда приближаемся к городку Пойнт Вуденд, и жители окружают нас, приветствуя и следуя за нами в хаотичной толпе. Я нахожу среди них членов моей старой охотничьей группы: Чада, Кейна, Фергуса и Брайана, и киваю им в знак приветствия. Кандра спускается с лошади, чтобы обнять их и посмеяться.
Я улавливаю только отдельные слова Кандры, когда она рассказывает нашим старым друзьям о своей новой жизни, сначала в качестве стражницы, а теперь жрицы. Хотелось бы увидеть выражение их лиц, когда она сообщает им о своей беременности, но процессия уносит меня слишком далеко.
Мое сердце бьется учащенно, пока мы продолжаем идти по дороге, ведущей к усадьбе и фермам, которые до сих пор часто появляются в моих кошмарах. Перед домом построена большая платформа, и перед ней бормочет и корчится разъяренная толпа. В центре стоит несколько стражников, а между ними на коленях сидит потрепанный лорд.
Лорд Бранок. Мой отец. Наконец-то он предстанет перед судом за свои преступления.
Еще один день, который я никогда не думала увидеть.
При его виде у меня закипает кровь. Его обычно безупречные черные волосы с сединой спутаны. Под его измученными серыми глазами, так похожими на мои, видны темные круги. Его одежда, возможно, из бархата и парчи, мятая и грязная. Ронан арестовал его несколько месяцев назад и держал под стражей, ожидая моего возвращения для суда.
Мой муж объявил, что Бранок должен содержаться в тех же условиях, в которых мелкий лорд обычно держит своих заключенных, ожидающих справедливого суда. Это было абсолютно гениальным решением, не просто очередным проявлением справедливости, но и посланием всем лордам, что они могут оказаться в своих собственных темницах и должны содержать заключенных в гуманных условиях.
Этот суд — лучший подарок, который Ронан мог мне сделать. Скоро проведение подобных расследований станет моей работой.
Когда мой отец поднимает глаза и видит меня среди толпы, все его тело содрогается от страха. На моих губах появляется улыбка. В тот день, когда он выгнал нас из дома, когда я была еще ребенком, я пообещала ему, что однажды его уничтожу. Ему было смешно, но он должен был прислушаться к моим словам, ведь дети растут.
Часть меня хотела бы, чтобы мама была здесь и видела это, или хотя бы Дейрдре, но им нужно жить дальше.
Ронан берет меня за руку и помогает слезть с моей кобылы, слуги сразу же уводят лошадь. Мы поднимаемся по ступенькам на платформу и садимся на двух тронах в ряду стульев в центре, а остальные места занимают магистраты. Затем мой муж встает и подходит к краю платформы, прямо к человеку, который меня зачал.
— Сегодня мы все собрались здесь для суда над Браноком Вудендом, которому предъявлены обвинения в неисполнении служебных обязанностей, халатности и злоупотреблении своими полномочиями, сексуальном насилии и непредумышленном убийстве, — Ронан делает паузу, пока в толпе поднимаются шепот и крики. Он поднимает руку, и все затихают. — Прошу всех, кто будет давать показания, выстроиться в ряд сбоку от платформы и ждать, пока их вызовут.