— Какую?
— Из «Тихого берега» он съезжает. На ПМЖ в другую клинику, из которой он уже никогда не выйдет. Та же тюрьма с колючкой на высоком заборе, но с симпатичным внутренним двориком, в ста километрах от города. Думаю, с него хватит.
— Пожалуй, — выдохнула и зябко поёжилась.
— Блин, второй плед забыл, — поморщился Миша. — Вставай, в этот тебя замотаем.
Я поднялась, а он встал передо мной на колени, задрав голову.
— Чего? — буркнула, напрягшись всем телом.
— Того, — хмыкнул, сунул руку в карман и достал кольцо. — Я не шутил, Маш.
Нервно сглатываю и пытаюсь придумать, как бы слинять без объяснения причины отказа, теребя браслет на руке.
— Выходи за меня, Маш, — говорит, мельком взглянув на мои запястья. — Будь моей женой, изводи меня до глубокой старости.
— Я… вставай, а? — хватаю его за рубашку, тяну вверх, но он упрямо стоит на коленях, темнея лицом. — Да тебе это не нужно, Миш, точно тебе говорю, вставай. На эмоциях просто, ещё пару раз переспим и отпустит…
Опять начинаю перебирать сердечки, он резко поднимается и рявкает мне в лицо:
— Да ты запарила!
Срывает с руки браслет и с чувством швыряет его в воду.
— Ты… — бормочу с ужасом, пытаясь запомнить место, куда он булькнул. — Ты… что ты наделал?!
Расстёгиваю молнию на платье, сбрасываю лямки, а он вцепляется мне в плечи.
— Маш, хватит, — говорит строго. — Отпусти уже, их не вернуть.
На моих глазах наворачиваются слёзы, а нижняя губа надувается и дрожит.
— Ты…
— Да, я всё знаю.
— Ты не имел права! Ты не должен был! — отталкиваю его, но он лишь прижимает к себе крепче.
— Я тебя не отпущу, слышишь? Не отпущу, никогда. Хватит от меня бегать, хватит голову в песок прятать. Это — реальность! Мы — реальность!
— Ой, да хватит уже этого пафоса! — взрываюсь, вновь отталкивая его и вытирая злые слёзы. — Это ты сейчас такой отважный, знаем, плавали! Пройдёт время, может, год, может, чуть больше, и ты осознаешь, что сделал большую ошибку, возможно, самую большую в своей жизни. Мне что тогда делать, а?! Обо мне ты подумал или главный герой в этой пьесе только ты?!
Молча раздувает ноздри, хватает в охапку и тащит к машине. К багажнику.
— Сдурел?! — зло ору на него, когда он ставит меня ногами на землю. Со всей дури отпихиваю от себя.
— Лучше лезь сама, иначе затолкаю и наставлю кучу синяков, — цедит сквозь зубы, глядя в сторону.
— Да какой в этом смысл?!
— Разгонюсь и спущу тебя к твоему браслету, — отвечает ехидно. — Лезь!
— Да уж лучше так… — голос до того тихий, что я саму себя едва слышу.
Вытираю льющиеся сплошным потоком слёзы, разворачиваюсь, открываю багажник, но он тут же захлопывает его, берёт за руку и тащит к переднему пассажирскому сиденью. Возвращает лямки моего платья на место, застёгивает молнию, распахивает дверцу. Резко всё, нервно, импульсивно. Вибрации от него такие, что земля под моими ногами подрагивает.
— Ты меня вывела, — говорит глухо, удерживая меня за плечи. Сжимает, давит, скрипит зубами. — Я чертовски расстроен и немного зол. Ты сказала много обидных слов, но я прощу тебе их все. Мы сейчас прокатимся и я открою все карты. И к этому я не готов, а ты не готова ещё сильнее, но дальше скрывать я уже просто не в состоянии.
Сажает в машину, сам садится за руль, прихватив мои туфли и швырнув мне их под ноги, и срывается, как на пожар. На этот раз прихватив меня с собой…
Молча лью горючие всю дорогу, пока он не сворачивает в тихий двор той же новостройки, где живёт Матвей.
— Решил передать эстафету? — спрашиваю ехидно.
— Лучше помолчи, — отвечает глухо. Паркуется и приказывает: — На выход.
И ведёт меня на детскую площадку! На чёртову детскую площадку с кучей пухлых розовощёких малышей!
— Может, пристрелишь сразу? — уточняю язвительно. — Как раненую на поле брани кобылу.
— Ты, кобыла, — фыркает, не выдержав. — Просто смотри.
Кладёт два пальца в рот и громко свистит.
— Михаил! — рявкает незнакомая женщина, сидевшая на лавке к нам спиной, но тут же развернувшаяся. — Я тебе сколько раз говорила?! Ещё и Машу до слёз довёл!
Она встаёт, уперев руки в бока, моя челюсть начинает медленно отпадать, а к Воронову несутся двое ребятишек, одного возраста, отличающихся только одеждой, и с громким «па-па-па!» обвивают его ноги.
— У тебя есть дети? — бормочу тихо, а он уточняет ехидно:
— Что конкретно тебя удивляет? Что они есть или что они рады меня видеть? — прикусываю язык, а он наклоняется и треплет их по светлым волосам: — Здорова, шпана.
— И какими, по-твоему, они вырастут, если ты их дрессируешь, как животных? — кривится женщина.
— Как меня воспитывали, так и я, — парирует Миша с ухмылкой.
— Паразит! — ахает женщина, едва сдерживая улыбку. Подходит к нам и представляется: — Светлана, мама этого оболтуса.
— Очень приятно, — бормочу в ответ.
— Мы в квартире, — говорит Миша и дрыгает каждой ногой по очереди. — Пацаны, на исходную. И покажите, кто тут главный!
Невинные создания дружно тыкают пальцем в бабушку, а та победно вскидывает подбородок.
Не выдерживаю и начинаю хохотать, похлопывая недовольного Воронова по плечу.
— Пойдём, — бурчит, когда дети несутся к горке, берёт за руку и тащит за собой к дому. — Они всё понимают слишком буквально…
— Сколько им? — спрашиваю в лифте.
— Чуть за два, — отвечает, наминая мою руку.
— А психуешь чего?
— Она ещё спрашивает! — возмущается и выходит, когда двери открываются. — Ты мне дважды за день отказала! Возмутительное хамство! Даже для тебя!
Открывает дверь, проходит, впустив меня, а в коридор выходит женщина.
— Спит? — спрашивает Миша тихо.
— Просыпается, — отвечает она с улыбкой и кивает мне: — Добрый день.
— Добрый… — отвечаю растерянно и дёргаю Воронова за рукав, спрашивая шёпотом: — Кто это?
— Няня, — отвечает просто. — Пойдём.
Ведёт меня в одну из комнат, заходит первым и говорит тихим ласковым голосом:
— Привет, принцесса. Ты проснулась, моё солнце?
Девочка встаёт в кроватке, хватаясь ручками за бортик, пружинит по матрасу и обхватывает Мишу, едва он подходит.
— Зайка моя… как ты себя чувствуешь?
— С утра ещё подкашливала, но уже лучше, — отвечает няня за нашими спинами.
Миша поднимает дочь на руки, разворачивается ко мне, ошалевшей, и хмыкает:
— Как-то так. Тройняшки, я фартовый. Бусина, посмотри кто пришёл. Это мама, — моё сердце ухает в пятки, девочка оглядывается, смущённо улыбнувшись и тут же уткнувшись в папу, а Воронов добавляет ворчливо: — Я надеюсь…
— Без ножа режешь, — говорю тихо.
— Я знаю, — отвечает, состроив рожицу. — И, заметь, не козырял до самого последнего момента. Но ты меня вынудила!
Подбрасывает малышку, та начинает хохотать, а он кряхтеть:
— Ого! А ты чего такая тяжёлая, а? Ты что, выросла?! Так, секундочку… да это ж подгузник! Опять жульничаешь? Маленькая хитрюга!
Подбрасывает ещё и ещё, а там и с моего ракурса отлично видно — счастья, в самом деле, полные штаны.
— Давайте, я поменяю, — тут же подходит няня, забирая девочку.
— А ты — за мной, — приказывает мне Воронов. — И если надумаешь удрать, помни, я знаю, где ты живёшь.
Устраивается на огромном диване в гостиной, демонстративно похлопывает рядом с собой и я тут же оседаю, с вихрем в голове и бурей на сердце.
— Что думаешь по поводу всего этого? — спрашивает осторожно.
— Я пока просто в шоке, — отвечаю честно.
— Я намекал… — говорит с улыбкой, прищурившись на правый глаз. — Теперь могу рассказать полную версию, если готова слушать.
— Слушай, я это… — вздохнула и отвела взгляд, добавив тихо: — Пойду лучше…
— Блин, Манюх… — пробормотал, растирая лицо ладонями. — Слишком, да? Зараза, так и знал, что рано. Знал ведь, но нет, невмоготу стало, идиот… А давай сделаем вид, что сегодняшнего дня не было, а? Прям с двенадцати, подчистую! Ночь прошлую из своей памяти уже точно не получится стереть, но то, что после…