А сейчас выходило, что все вокруг были правы, одна я, дура, не видела ничего в упор, считала, что уж мой Руслан никогда на такое не пойдёт, думала, что все это только для меня: его глаза, его желание, вожделение, когда он просто мимоходом мог показать свой интерес настолько явно, что внутри все сладко сжималось. Он пьянил меня, он любил меня.
Я так думала все эти годы со школьной парты.
А оказалось…
— Ты меня что, сейчас обвиняешь? — Насмешливо спросил Руслан и опустил руки в карманы джинс.
Сегодня был неправильный день. Впервые за три месяца после рождения младшего я куда-то выбралась, а Руслан, наоборот, остался дома, чтобы присмотреть за няней, и работал в это время сам. Сегодня был настолько неправильный день, что вместо хороших новостей о том, что наша дочь безумно талантливая, умная, успешная, я стояла и думала про супружескую неверность…
— Предатель, — только и смогла выдохнуть я, потому что горло стягивало раз за разом колючей проволокой, и любое слово, вытолкнутое на волю отдавалась режущей болью.
— Полин… — Руслан завёл одну руку за голову и потёр затылок, потом запрокинул лицо к потолку и тяжело выдохнул. — Тебе сейчас посраться хочется?
— Да, правда, хочется, — только и смогла выдохнуть я.
Я последнее время была как белка в колесе. Аня с десятым классом, Тимурка с первым, Матвей грудничок и колики эти непрекращающиеся. Я чувствовала себя каким-то роботом: вставала, кормила, меняла памперсы, готовила завтраки, собирала, провожала, встречала, качала, мама, звонила, фыркала в трубку и говорила, что от меня одни глаза остались. Я была той самой мамочкой в декрете, которая затрахалась. Но я же понимала, что всякое бывает. Я ж знала, что это пройдёт, но почему-то, пока я болела за семью, Руслану было проще пойти куда-то и развлечься.
— Ну, отлично, — фыркнул Руслан, делая от меня шаг назад, — тебе же заняться больше нечем, тебе только можно думать о том, чтобы посраться.
— Ты изменяешь.
— Ой, давай не будем нагнетать. Поверь, ещё от одного похода в ресторан никто не помер, — цинично и зло бросил в меня муж, а у меня аж зубы заскрипели.
А если бы я сходила с кем-нибудь в ресторан?
А если бы.
— Как ты смеешь? Мы с тобой со школы вместе, у нас трое детей, фарфоровая свадьба, — я говорила, а у меня у самой слезы из глаз текли. И слова отдавались болью в раскореженной грудной клетке. Руслан тяжело вздохнул, развернулся к столу и со всей силы ударил ладонью по пресс папье. Оно слетело на пол, задребезжало.
Рус прошёлся пальцами по щетине, обхватил подбородок и развернулся ко мне.
— Ну что ты от меня ещё хочешь, извиниться, что ли, перед тобой?
А я вдруг поняла, что он даже не оправдывается, ему плевать, ему ровно на то, что я испытывала. Ему пофиг, что мне было больно. Он также играючи пойдёт и с другой переспит.
Для него ничего не произошло, это всего лишь маленький дискомфорт, что я узнала правду, но не более, он не мучается тем, что он предал.
И меня ноги не держали, хотелось упасть, удариться коленями в пол, обхватить себя руками за плечи, раскачаться, скулить, как побитой собаке.
Но вместо этого из последних сил я выдохнула:
— Извинения оставь себе, а мне дай развод.
Глава 2
Три месяца спустя.
В квартире царил тусклый полумрак, даже несмотря на то, что сейчас был июнь, даже несмотря на то, что за окном было солнце, даже несмотря на то, что ничего то в этой жизни не происходило ужасного…
Я просто была в разводе.
Я проводила Аню с Тимуром в школу, она занималась дополнительно с репетиторами, а у Тимура был летний детский лагерь, и осталась я с Матвеем.
Нянька сбежала первой, как только за Русланом с грохотом захлопнулась дверь. Нянька в эту же неделю свалила, потому что, видите ли, запереживала, как я ей буду платить, а я и сама не понимала, на что и как я буду жить. Просто в какой-то момент до меня дошло острое болезненное осознание, что все кончилось.
Руслан ушёл, не выдержал, психанул.
И ушёл, проорав мне о том, что это я виновата во всем, если бы не я, ничего бы этого не было. И тогда, впервые в жизни, я ощутила, что от его слов у меня сердце остановилось. Впервые в жизни я поняла, что означает любовь до гроба, потому что его слова брошены впопыхах о том, что все из-за меня, положили меня в стеклянный саркофаг. И поэтому, как подобает любому покойнику, жить со мной наверное, было проблемно.
— Если ты считаешь, что имеешь право высказывать мне какие-то нелепые претензии…
— Руслан, у нас трое детей. И старшая дочь все видела, — тихо шептала я, глядя на то, как муж срывается, собирает чертежи.
—Ты унижаешь меня своими обвинениями!
— Ты даже не оправдываешься, ты даже не отрицаешь, что у тебя все было с ней.
— Я тебе ещё раз говорю, что от этого никто не помирает, — рычал на меня муж. А мне казалось, что тернии разрывали на кусочки мою плоть. Мне казалось, что в этом саркофаге не было венка из роз, а был только колючий терний, который резал кожу, оставляя глубокие незаживающие раны, из которых сочилась сукровица, и все…
У отца случился сердечный приступ, как только стало известно о том, что мы с Русланом разводимся
У моего отца случился сердечный приступ. И он до сих пор не отошёл от него, я сама не поняла, как это случилось, в какой-то суматохе криков, обвинений, когда мама звонила и орала мне, что это я во всем виновата,, что надо было слушаться её, именно тогда случилось страшное: папу едва успели откачать, а потом был непонятный развод, который я даже не осознавала, меня просто кидало из стороны в сторону.
И мне по разводу причиталась брачная квартира, дети, какое-то содержание, которого хватало ровно, тютелька в тютельку и ничего более, а Руслан забрал кота. Противного, вечно раздирающего мебель Беса и оставил себе весь бизнес, загородный дом.
Я посчитала, что это равноценный раздел: мне дети, дыра в груди и мрачная квартира, а ему все остальное и кот.
Я даже не смогла поехать в загс, забрать документы, потому что это были три месяца ада, когда я отвозила детей в школу, а потом возвращалась, переодевала Матвея, укачивала его, и, когда сын засыпал, меня сгибало пополам.
Я сидела в прихожей на коленях и рыдала, уговаривала себя, что надо прекратить верить в эти дурацкие лживые сказки, корабли в них давно все разбились, как и моя жизнь.
Я понимала, что это недостойное поведение для матери троих детей и выводило меня из этого состояния только всхлипы Матвея, когда он просыпался, а так в этом чёртовом коридоре я готова была лежать до тех пор, пока сердце не перестанет биться, а Руслан ещё как назло, звонил и спрашивал.
— Ну что, теперь? Ты довольна? Теперь ты счастлива? Разрушила семью, и все в порядке.
Он говорил это злым голосом. Его звонки пробирали меня до костей, казалось бы, каждым словом он мне перерезал по сухожилию. А иногда он не звонил, а приезжал, и Аня кричала и плакала.
— Ненавижу, ненавижу тебя!
Руслан пожимал плечами и фыркал:
— Я твой отец, куда ты денешься?
А Тимур ничего не понимал. Тимур хотел к папе, Тимур хотел, чтобы все было как раньше, а как раньше быть не могло, и поэтому раз за разом я натыкалась на то, что он плакал у себя в комнате. И мама звонила и кричала мне:
— Ты во всем виновата, подумаешь, с училкой какой-то переспать решил, что теперь всех под монастырь подводить, отца угробила, довела! — она кричала это зло. И бросала трубку, а я обнимала себя за плечи. И повторяла, что моя сказка закончилась и надо просто с этим жить, надо просто принять новую реальность.
Но не получалось, сердце сбоило.
И мне казалось, что оно не выдержит глупое, остановится, и как тогда будут мои дети?
Однажды Аня зашла в ванну, когда меня чуть ли не выворачивало болью, я сидела на дне душевой кабины, обнимала себя за плечи, по которым били твёрдые струи воды.