Я оглянулась, в надежде, что кто-то из присутствующих — возможно, сам Форш — поддержит меня. И ответ последовал почти сразу.
— Служение Ордену и работа — удел мужчин, миледи, — отозвался Форш, мягко, но с тем же упорством, что чувствовалось во всех его словах. Он говорил, как человек, не допускающий иных трактовок его религиозных убеждений.
— Я не это имела в виду, — возразила я. — Я говорю о праве женщины выбирать свою судьбу.
— Женщина, — подхватил лорд Хоммей, уже не столь сдержанно, — обязана следовать воле мужа. Быть его помощницей. Матерью его сыновей. Ваши слова, миледи, звучат как подрыв основ. Они опасны. Даже еретичны.
По залу прокатился напряжённый шум. Несколько взглядов обратились ко мне. Баронесса Кринс фыркнула, с тем самым видом, который всегда вызывал желание ударить её по щекам. Мариана опустила глаза — и мне показалось, она с трудом сдерживала усмешку. Я растерялась. Не потому, что испугалась, я не ожидала оказаться в центре такого внимания… за обычную мысль о свободе выбора.
— Лорд Хоммей, — вдруг вмешался лорд Дербиш, отставляя бокал, — надеюсь, вы не считаете женщин угрозой?
Сдержанный смешок пронёсся по столу, но обстановка оставалась натянутой.
Феликс, до того молчавший, поднял взгляд на Хоммея. Его голос был спокоен, но ощущался как порыв ледяного ветра.
— «Главное — мудрость. Приобретай знание, и всем нутром стремись обрести разум. Настоящая мудрость в том, чтобы искать знание. Глупый находит сто причин не учиться, а умный ищет одну возможность понять». Эти строки знакомы вам, лорд Хоммей?
Хоммей откинулся на спинку стула, выражение лица его стало жёстким.
— Не вижу в них ничего существенного.
— А ведь это цитата из «Наставлений Ордена», — спокойно продолжил Феликс. — Если Орден писал учение для всех, почему вас так пугает, что сестра моей жены следует этим наставлениям и тянется к знаниям?
В зале повисла тишина. Их взгляды встретились — острые, непримиримые. Воздух словно стал плотнее.
Мгновение спустя лорд Хоммей неохотно кивнул.
— Возможно… я был излишне резок в суждениях. Прошу прощения, если мои слова прозвучали как обвинение.
Я с облегчением выдохнула. Горло всё ещё сдавливало от пережитого напряжения. Только сейчас я осознала, насколько растерялась под натиском обвинений. Такие простые строки из учения Ордена, а я не смогла вспомнить ни одной. Не смогла возразить. И только благодаря Феликсу…
Во мне кипело чувство благодарности. Я ощущала эту потребность сказать, отблагодарить его почти на физическом уровне, что мне было просто тяжело усидеть на месте.
Разговор за столом тем временем пошёл в новом направлении. Кто-то заикнулся о весеннем празднике, и тут же всплыла тема всеми ожидаемой помолвки и свадьбы короля. Женщины принялись шептаться о возможных невестах, фаворитках, о политических союзах, которых все так ждали. Мужчины говорили громче, с иронией и азартом.
Я услышала, как Феликс, чуть наклонившись, заговорил с графом Дюраном. Его голос был низким, спокойным. До меня долетели только обрывки слов.
— При всём уважении, — сказал Дюран, — благодаря тебе мы, по крайней мере, не получим фанатиков с мечами в лице детей всех основных семей совета. За это тебе стоит поднять кубок.
Эти слова заставили меня улыбнуться. И под столом, скрытая от всех тяжёлой скатертью, я осторожно положила ладонь на бедро мужа. Он ведь всегда поддерживал меня в присутствии посторонних, всегда вставал на мою сторону, даже если не доверял мне лично. И я чувствовала себя в безопасности рядом с ним.
Через доли секунды его горячая рука накрыла мою.
Король тем временем откинулся в кресле, взял кувшин, плеснул в кубок густого рубинового вина и, оглядев всех с довольной полуулыбкой, произнёс:
— Вот за это я и люблю обеды.
Глава 8
ЧТО У ТРЕЗВОГО НА УМЕ
После обеда мы с мужем покидали зал вместе, но собирались пойти в разные стороны. Герцог, как всегда сдержанный в проявлении чувств при людях, только слегка коснулся моей руки, привлекая мое внимание.
— Мне потребуется немного времени на подготовку потом мы выезжаем — коротко сказал он. — Всё должно быть на своих местах.
Вокруг него уже сгруппировались люди — офицеры, оруженосцы, слуги. Он кивнул мне напоследок и исчез в коридоре, оставляя после себя лёгкий запах жженного дерева, кожи и металла.
Я же пошла в свою комнату, где меня уже ждали письма. Серебряный поднос был аккуратно оставлен на резном столике у окна. Я присела и начала разбирать конверты. Почерк лорда Дербиша узнать было несложно: размашистый, с вензелями, явно написан в спешке, но не без энтузиазма.
'Миледи Оливия!
В рамках вашего нового положения, я зарезервировал для вас учебную комнату в дальней северной галерее. Завтра вы проведёте беседу с юными дамами на тему династических браков и истории союзов между Домами. После урока — часы рукоделия, возможно, заготовка элементов гобелена для Весеннего бала. С этого момента хочу просить вас лично отвечать за занятость дам!
Надеюсь, вас порадует, что через неделю Его Высочество планирует устроить торжественный ужин в Большом зале. Нужно оповестить всех дам о танцах. Надеюсь на вашу поддержку и в этом вопросе!'
Я прикрыла письмо, чувствуя, как устаю от его энтузиазма. Новые обязанности подкрались незаметно и уже начали перетекать в непрерывную деятельность, занимая все свободное место в моем расписании.
Следующее письмо было с чуть надтреснутым гербом моей семьи. Почерк узнаваем: округлые буквы, слегка царапающие бумагу — мачеха. Даже не распечатав, я уже знала содержание.
'Дорогая Оливия,
Мы с твоим отцом узнали, что ты в городе, проживаешь во дворце Его Величества. Я бы хотела навестить тебя. Думаю, нам стоит поговорить о будущем нашей семьи. А еще стоит обсудить место твоей сестры в структуре двора. Мы обе могли бы быть полезны…'
Я вздохнула. Конечно. Она вновь будет просить. За себя, за сестру. В её голове всё складывалось идеально: она — влиятельная дама королевского двора, сестра — блистательная леди. Моя роль герцогини, предполагалась лишь как ступенька к её собственным мечтам.
Я отложила письмо, встала, подошла к окну и приоткрыла створку. Я ещё не знала, как именно отвечу на это письмо.
Я стояла у зеркала, поправляя свой наряд, когда дверь приоткрылась.
— Миледи… — Эва вошла неуверенно, как будто боялась помешать. — Делегация почти готова к отъезду. Планируете ли вы выйти… проводить его Светлость?
Я не ответила сразу. Я еще раз оглядела свое платье, поправила декольте, мне очень хотелось предстать перед мужем красивой. Эва, как всегда, не выдержала тишины:
— Ну если вы не пойдёте из-за какой-то обиды, это, конечно, ваше дело… Но, знаете… герцог конечно очень суров, даже страшен, не спорю, но когда вы не смотрите — он на вас так глядит… будто не верит, что вы — настоящая. Вот так, с интересом. Настоящим, знаете?
Я едва заметно улыбнулась и нанесла румяна на щеки. Нужно идти.
* * *
Я спустилась во двор, медленно, не торопясь — будто сама себе давала время собраться.
Во внутреннем дворе было оживлённо: кони нетерпеливо переступали копытами, оруженосцы передавали последние свёртки, дамы переговаривались, прикрывая улыбки веерами.
Граф Дюран прощался с молодой женой, я с особым удовольствием наблюдала за этой парой, еще более странной чем наша.
Я нашла глазами мужа, он, казалось находился в самой гуще событий, к нему подбегали разные рыцари, задавали вопросы, служащие приносили бумаги, дамы подходили и желали удачной дороги. Он стоял в толпе провожающих. Среди них — и леди Лиззи с вечно оценивающим взглядом, и леди Мариана, грациозная, как статуэтка из фарфора, опять в вызывающе желтом наряде.
Юная Ариана стояла рядом с этими девушками, и о чем-то перешёптывалась с ними. Я пришла к мысли, что позже обязательно поговорю с ней. Здесь нужно очень правильно выбирать друзей, и каждое сказанное слово имеет свой вес.