Феликс двигался осторожно, будто боялся причинить мне боль. Его руки исследовали моё тело сдержанно, словно он запоминал каждую линию, каждый изгиб. Пальцы скользнули по моим рёбрам так мягко, что у меня перехватило дыхание. Я чувствовала, как он сдерживает себя, и именно эта его осторожность, этот внутренний контроль только сильнее разжигали во мне желание.
Я не прерывая поцелуй, дерзко прикусила его губу. Он остановился всего на миг, заглянул мне в глаза — и в этом взгляде я увидела пламя, которое скрывалось под ледяной оболочкой. Его губы заскользили по моей шее, ниже по ключице, ещё ниже, оставляя за собой горячие следы, и я сама потянулась к нему, притянула ближе, открываясь навстречу нашему общему порыву.
Волна удовольствия прошла сквозь меня — от кончиков ушей до самых пальцев ног. Казалось, всё тело содрогнулось от этого жара, электрического, безудержного. И я почувствовала, что он разделяет это со мной: его дыхание сбилось, мышцы напряглись, и вместе со мной он отдался этим ощущениям.
Тишина окутывающую эту комнату нарушало наше тяжёлое дыхание, которое будто отзывалось эхом от каменных стен. Я думала, что он отстранится, встанет, выпустит меня из этой сладкой ловушки его тела. Но вместо этого Феликс наклонился, поцеловал меня ещё раз — мягко, бережно. Его губы коснулись моей шеи, а потом он улёгся на мой живот, всё ещё лаская его лёгкими поглаживаниями и редкими поцелуями.
* * *
Сквозь сон я услышала мягкое журчание — словно капли падали в реку. Открыв глаза и оглядевшись, я сразу поняла: эти покои были мне непривычны. Но буквально через секунды, я точно поняла, где нахожусь и кто рядом со мной.
Приподнявшись на локтях, я увидела Феликса. Муж наливал воду в медную чашу, завершал утренние процедуры. Его тёмные волосы ещё блестели от влаги, белая рубашка была небрежно застёгнута, рукава закатаны. Он выглядел просто и удивительно по-домашнему — совсем не такой, каким я привыкла видеть его во дворце.
Феликс заметил мой взгляд и вдруг, без привычной строгости, сказал:
— Ты спишь так спокойно. Мне нравится твой умиротворённый вид.
Я не нашла подходящих слов, горло предательски перехватило, и я лишь улыбнулась в ответ.
Он, будто спохватившись, снова натянул на лицо привычную сдержанность: вытер руки полотенцем, наклонился, легко, почти невесомо, поцеловал меня в висок и произнёс:
— Собирайся в столовую. Позавтракаем вместе.
Он ушёл в свои покои, а я осталась одна. Казалось, что я трачу целую вечность, пытаясь привести себя в порядок: волосы никак не слушались и упрямо выбивались из причёски, платье оказалось неудобным, а пальцы дрожали, когда я застёгивала крошечные крючки.
Наконец раздался лёгкий стук — в комнату вошла молодая служанка, посланная Феликсом. Я удивилась, но не стала спорить: её ловкие руки справились гораздо быстрее моих, и вскоре я была готова.
Я думала, что муж будет ждать меня уже в столовой, за завтраком. Но стоило выйти в коридор, как сердце чуть не выпрыгнуло от испуга и неожиданности: Феликс стоял у самой моей двери, облокотившись о стену. Спокойный, собранный, как всегда, он ждал меня. Его взгляд скользнул по мне — быстрый, но внимательный, и уголок его губ едва заметно дрогнул, будто он позволил себе тень улыбки.
— Пойдём, — сказал он ровным голосом. — Я покажу тебе другой путь в столовую.
Я кивнула и пошла рядом с ним по незнакомому коридору. Тишина между нами была лёгкой, но каждый его шаг эхом отдавался в моём сердце.
Мы сворачивали всё глубже в полупустые коридоры, пока Феликс не распахнул передо мной высокие двери. За ними открылась галерея — длинное вытянутое помещение с холодным каменным полом. По обе стороны рядами стояли бюсты, на стенах висели портреты членов королевской семьи: строгие мужские лица с одинаковым выражением лица, выражающее гордость, самоуважение, женские — задумчивые, холодные, неприступные словно высеченные из холодного льда.
Я замедлила шаг и вскоре отстала от мужа. Моё внимание цеплялось за каждую деталь: черты носа, изящные складки мраморных одежд, тени в глубине портретов. Казалось, что эти люди смотрят сквозь века прямо на меня, судят, оценивают, будто проверяют моё право находиться в этом доме.
Феликс не стал приближаться. Его голос прозвучал спокойно и даже чуть насмешливо:
— Сами скульптуры и картины… меня мало интересуют. — Он указал рукой на пространство перед нами. — Но вот свет… да.
Я подняла глаза и поняла, что он имел в виду. Узкие витражные окна были затемнены, и солнечные лучи пробивались сквозь них багровыми полосами, окрашивая галерею в мягкий красный оттенок. Этот свет ложился на каменные лица, оживляя их, придавая им тепло, будто сама кровь струилась в жилах холодного мрамора.
— Красный делает этот зал живым, — сказал Феликс. — Без него здесь лишь камень и пыль.
Я снова посмотрела на бюсты. Теперь их строгие лица действительно выглядели иначе: почти дышащие, как будто ожившие.
В этот момент к нам быстрым шагом подошёл посыльный, склонился перед Феликсом и протянул свиток с донесением. Муж взял письмо и, отойдя в сторону, начал молча слушать короткие пояснения, нахмурив брови.
Я же осталась в тишине галереи. Мой взгляд скользнул по ряду портретов, и вдруг я застыла. На огромном полотне передо мной была изображена вся королевская семья прошлых поколений.
Я без труда узнала отца Его Величества — покойного короля Филиппа. На картине он был совсем юношей, просто ребенком, с горящими глазами и теми же строгими чертами лица, что и у его сына. Рядом с ним возвышался мужчина в полном расцвете сил — король Эдвард, дедушка Людвига. Величественная осанка, уверенность в каждом штрихе — было понятно каждому, что в ту эпоху именно он держал власть в своих руках.
Чуть сбоку стояла ещё одна пара: судя по надписи под рамой, старшая сестра короля Эдварда и её муж. Но больше всего моё внимание привлекла маленькая девочка с густыми чёрными волосами и тёмными глазами, в которых читалось слишком много для её возраста. Взгляд ребёнка был исполнен превосходства и какой-то пугающей уверенности в собственной значимости. Она стояла чуть впереди, а женская ладонь покоилась на её плече — жест поддержки и материнской любви.
Эти глаза… знакомые, до дрожи в груди. Слишком родные, слишком узнаваемые. Я не могла отвести взгляд, словно портрет сам впивался в моё сознание.
И пугающие мысли собирали факты прошлого, словно мозаика, складываясь в картину, от которой у меня перехватывало дыхание. В голове роились голоса, обрывки чужих разговоров, намёки, недосказанности — и всё это будто толкало к выводам, которых я боялась. Глупая мысль, но именно она расшатывала мою уверенность, заставляла сердце колотиться сильнее.
Я смотрела на мужа, не замечая, как мысли выдают меня, отпечатываясь на моём лице. И только когда его взгляд настойчиво встретился с моим, я поняла — он уже давно следит за мной.
Феликс подошёл ближе. Его шаги были ровными, спокойными, и в них не было ни капли спешки. Он бросил короткий взгляд на портрет, словно проверяя, что именно так привлекло моё внимание. Потом взял мою руку, наклонился и легко коснулся губами моей кисти.
— К сожалению, после завтрака нам придётся вернуться во дворец, — сказал он почти шёпотом, так, будто это была не новость, а признание. — Но я ещё придумаю, как продолжить наши занятия.
Он слегка потянул меня за руку, уводя прочь от портрета, и я покорно пошла за ним. Его пальцы отпустили мою руку, а я всё ещё ощущала на себе холодный, полный превосходства взгляд девочки с картины.
Глава 26
ОЛИВИЯ ФОРШ
Прошлая жизнь. События до смерти и возвращения Оливии в прошлое.
Я никогда не забуду, как впервые въехала в стены королевского замка. До этого момента весь мой мир ограничивался городом, где я родилась: шумными улицами, лавками, рынками, домами, тесно прижатыми друг к другу. Всё казалось привычным и простым — величественные здания в столице, всё равно были «человеческого» масштаба.