Батя выслушивает меня молча, попивая своё шотландское пойло. Хмурится, поглядывая на родного брата и партнёра. В принципе, он уже в курсе последних новостей. Решил, видать, выслушать из первых уст.
— Сынок у него — избалованное чмо, — коротко констатирует он. — Полезет на рожон, можешь не сдерживать себя.
— Так и планировал, — хмыкаю, получая одобрение от личного авторитета.
— Что скажешь, Пётр?
— Можно пободаться с Антиповым. Не столько победить, а системно вытеснить. Привлечь политических противников, использовать конфликт интересов. Слить оппонентам собранные факты, и они опубликуют их через свои доверенные каналы, чтобы убрать Алексея из политической игры.
— Мне плевать на карьеру замгубернатора, — отмахиваюсь от этого плана. — Главное – развод для Тани и чтобы у неё была полная опека над Марком.
— Нужно изучить, но, думаю, найдём и на него управу. Достаньте больше информации, — кивает друг отца.
— Здесь всё на младшего Антипова, — Стёпа кладёт папку и флешку на стеклянный столик.
— Когда ты успел? — ворчу, косясь на собранные материалы.
— Не спалось и было скучно, — хмыкает он.
Мы отвлекаемся на снимки. Пока мужики смотрят на планшете информацию с флешки, разглядываю фотографии Антипова-младшего. На одной из карточек ловлю знакомую женщину. Её видел в больнице.
— Вот эта приходила к Тане чуть меньше месяца назад, — привлекаю внимание.
— Людмила Краснова. Последняя любовница Вячеслава. Она сейчас на Алтае, но привезти проблем не составит. За определенную плату, уверен, даст показания против любовничка, — хмыкает друг.
— Последняя? Да тут последней и не пахнет. Я вообще не въезжаю, зачем ему играть в семью пять лет? — спрашиваю, брезгливо отодвигая снимки Антипова-младшего с сомнительной компанией.
— Ему незачем, там старший всё решил. Увидел подходящую для сына партию. Молодая, чистенькая, наивная девчонка без защиты за спиной. Проблем не доставит в случае чего. Всё, чтобы репутацию свою белоснежную не испортить, — цинично перечисляет Стёпа, вертя в руках стакан с алкоголем.
Морщусь и отворачиваюсь к камину. Мужики тихо переговариваются. Обсуждают. Про юристов задвигают.
— Я уже привлёк Натана, — бросаю коротко.
Все сходятся к тому, что нужно ждать. Обеспечить защиту женщины и ребенка. И ждать. Вот и подождём. Спешить нам некуда.
— Татьяне это не показывай, — встревает батя и, схватив распечатки, бросает в огонь.
— Наоборот, надо рассказать, с кем она жила все эти годы, — не соглашаюсь я.
— Ну, узнает она, что муж ей с каждой второй изменял, чего ты этим добьёшься? Себя в лучшем свете выставишь или её унизишь? — прищуривается отец.
— Она должна знать правду, — упрямлюсь, хотя понимаю, что это её добьёт.
— Тут я с твоим отцом согласен. Не стоит ей рассказывать. На эмоциях мало ли что может сделать. Просто ждём конца этих праздников и действуем по плану, — говорит Стёпа.
— Ничего лишнего, Степан, — предупреждает батя, — Всё по линии закона и без крови.
— Обижаете, Александр Матвеевич, — ворчит друг.
— Тебя обидишь, — фыркает он, махнув рукой. — Давайте по красоте сделайте и не позорьте меня.
— Такие люди, как Антиповы, редко отпускают то, что считают своей собственностью, — замечает дядька. — Ты должен понимать, Матвей. Они не станут драться кулаками, они будут давить деньгами, связями, судами.
— Справимся, — киваю упрямо.
Отец хлопает по плечу. Поддерживает и одобряет. Коротко усмехнувшись, откладываю почти недопитый стакан и поднимаюсь. Надоело сидеть с ними в задымлённой комнате. Спать хочется зверски.
Оставив родню, иду в комнату. Дом весь спит. Тихо. Темно. Тепло. Что ещё одному медведю надо? А вот то, что надо, спит под толстым одеялом в центре моего лежбища. Хрупкая, белокожая. Моя.
Скидываю одежду и просачиваюсь к ней. Ворочается, мычит и теснее жмётся. Позволяет сгрести под себя. Прохладные пальцы корябают торс, заводя с пол-оборота.
Гашу низменные желания, прикрыв глаза, вдыхаю запах её волос. Надо бы сбавить обороты. Сам не замечаю, как засыпаю, крепко обнимая ведьмочку зеленоглазую.
Глава 20. Татьяна
Впервые за долгое время я просыпаюсь не в тревоге, не прислушиваюсь к шагам, не думаю, сколько времени осталось до работы. Медленно открываю глаза и улыбаюсь новому дню. Свет мягко стелется по комнате. За окном самая настоящая метель. Крупный снег стелется по стеклу, оставляя рисунки стихии.
За моей спиной спит один медведь-шатун. Уткнулся лицом мне в волосы, ладонью горячей к своей мощной фигуре меня прижимает. И сопит, разгоняя по коже мурашки.
Осторожно разворачиваюсь к нему лицом. Удивительно то, как мне спокойно рядом с ним. Таким большим, грозным, наглым Викингом.
Я любуюсь спящим любовником. Его расслабленными чертами лица, взъерошенными рыжими волосами и веснушками на носу. В нём удивительно гармонично сочетается несочетаемое. Грозный боец ММА, суровый бизнесмен, внимательный мужчина.
Вчера он весь вечер возился с Марком. На плечах его носил, каждый раз терпеливо одевал его, завязывал шнурки на ботиночках, когда ребенок бежал вслед за остальными мужчинами на улицу. Да, понятно, что это не те подвиги, по которым надо оценивать мужчину. Но для меня показатель даже такая мелочь. Я подмечаю всё.
Кончиками пальцев веду по плечу. Каменному, крепкому. Ключицу очерчиваю. Поднимаю глаза и сердце колотится быстрее от пронзительного взгляда голубых глаз. Он сонно щурится и смотрит на меня.
— Доброе утро, Зеленоглазка, — урчит медведище с хриплым ото сна голосом, запуская под кожей волну возбуждения и смущения.
— Доброе, Викинг, — шепчу с улыбкой и охнув, падаю на лопатки.
Матвей целует. Глубоко, развратно, жадно. Ладонью скользит по груди и сжимает её, заставляя меня выгибаться. Он ненасытный медведь, а моё тело мой предатель. Ярко реагирует на эту близость и натиск. Само льнёт в руки хищника.
Хочется раствориться в его объятьях навсегда. Остаться здесь, с ним. Но побыть вдвоём нам не дают.
— Ма-аа-ам, — из коридора слышу крик ребёнка, топот детских ножек. Он как медвежонок громко бежит.
Едва успеваю вырваться из мужских рук. Перекатываюсь к краю кровати и резко сев, дёргаю пижамную рубашку вниз.
Дверь в комнату распахивается и влетает Марк. Лохматый, только проснувшийся, с плюшевым драконом подмышкой.
Ещё вчера я думала уложить его в этой же спальне, решив, что Матвей найдёт себе другую комнату для ночлега. Но мама Гризли Надежда Владимировна предложила поселить в соседней комнате. Там кровать пониже и нам будет комфортнее. Марк, к слову, первый согласился. Особенно когда увидел на кровати спящего Тайсона.
— Привет, Медвежонок, — сиплю, волосы поправляя и косясь на спокойно лежащего Матвея в центре лежбища.
— Доброе утро, — хмурится сын, тоже осматривает мужчину, вольготно устроившегося рядом с его мамой.
— Как спалось, малыш? — спрашивает Викинг и не торопится подниматься. Лежит, облокотившись на изголовье.
— Хорошо, — бурчит ребенок, подходя ближе. — Мам, а почему дядя Матвей спит с тобой?
— Дядя Матвей.., — краснею до самых ушей, слова подходящие подбираю.
— Потому что я хочу обнимать твою маму, даже во сне, — вмешивается Гризли.
— Тебе нельзя. Мама моя! — уверенно заявляет Марк, дойдя до меня обнимает ноги. Подтягиваю его и сажаю на колени.
— Тут с тобой не спорю. Она твоя, — кивает Матвей и пересев к нам поближе, тянет ребёнка на середину кровати, между нами. — У тебя мама особенная, Марк.
— Очень, — поддакивает ребёнок, вызывая улыбку.
— И мне она нравится. Очень.
— Нравится? — уточняет сын.
— Да. И я хочу быть рядом с ней и с тобой. Оберегать и заботится. — перечисляет Матвей с серьёзным видом.
— И защищать? — опять спрашивает Марк
— И защищать. Конечно же. Можно я буду рядом с вами?
Ребенок задумчиво чешет макушку, долго смотрит на меня, перебирает пуговицы на пижамной рубашке.