И мне даже не было страшно, когда во двор заехал взбешённый бывший муж. Он кричал и визжал. Крыл меня матом. Даже замахнулся, обещая переломать мне все кости и выбросить куда-то на пустырь собакам на корм.
Мне не было страшно. Я стояла между двумя машинами. Смотрела в перекошенное от злобы лицо Славы и ничего не чувствовала. Ни страха, ни боли, ни обиды. Разве что жалость к этому мужчине.
Наверное, подсознательно я знала: стоит ему меня ударить, ответка от Гризли прилетит незамедлительно и в двойном размере. Но руку Антипова перехватил водитель свёкра.
— Вячеслав Алексеевич, вам нужно успокоиться и поехать домой, — сухо так сказал вышколенный бодигард, подталкивая мужчину к машине.
— Ты берега попутал! Я тебя сейчас… — распалялся и визжал Слава.
Только водителя его угрозы не пугали. Он очень ловко втолкнул Славу. Тихо так что-то сказал. Лишь слышала имя свёкра. Муж ещё раз меня облил матом, швырнул под ноги папку с документами и с визгом шин уехал. Водитель остался, чтобы детские вещи, мебель и прочее перенести. А я стояла посреди опустевшего двора, лёгкие воздухом свободы насыщала. И дрожала не от холода и страха. От окрыляющего чувства свободы.
От воспоминаний отвлекают официанты. Нам приносят первые блюда. С громким хлопком открывают шампанское и разливают по фужерам. Встрепенувшись, перевожу взгляд на сидящего напротив мужчину.
— Хватит об этом куске недомужика, — отрывисто меняет тему Матвей, поднимая фужер. — Ты больше не Антипова. За это стоит выпить.
— По документам ещё Антипова, — хихикаю я. — Надо съездить и поменять паспорт.
— Займёмся этим в самое ближайшее время, — улыбается Гризли.
Ужин проходит замечательно. Матвей много шутит и рассказывает, что познакомился с высокоинтеллектуальным бомжом, который цитировал ему Канта.
— Ты знаешь, кто такой Кант?
— Немецкий философ, — киваю с улыбкой.
— Вот, а о чём он философствовал, знаешь?
— Эм, прости, нет.
— Сейчас расскажу, готовься. Этот Архип два часа разглагольствовал.
— Ой, нет-нет, не надо, — хихикаю и отмахиваюсь. Гризли тоже смеётся и, отодвинув стул, встаёт.
— Давай потанцуем, — предлагает, обходя стол.
Тоже поднимаюсь и охотно льну к груди мужчины. Моего мужчины. Глубоко вдыхаю запах его парфюма. Задираю голову, попадая в плен голубых глаз.
Викинг необычайно серьёзен и спокоен. Смотрит так пронзительно, аж дыхание перехватывает. Я не верю, что это происходит на самом деле. Что мы здесь. Вдвоём. И нам больше ничего не угрожает. Не висит никакая опасность над головой. Не преследуют бывшие.
Мы свободны. Мы вместе, и мы счастливы. Я так точно.
Танцы у нас тоже странные. Мы просто топчемся на одном месте под тихую музыку. Но это самый прекрасный танец в моей жизни. Матвей держит меня крепко, но бережно. Горячей ладонью шпарит через тонкий шёлк платья. Будоражит и волнует своей близостью.
Он сегодня в костюме. Идеально сшитом под его габариты. В белой рубашке со стоячим воротником. А я в своём красном платье, другого подходящего наряда, увы, нет. Но это поправимо.
Матвей склоняется и целует. Нежно-нежно, едва касаясь губами моих губ.
Нас прерывает официант, приносит в креманках десерт. И мужчина меня отпускает.
— Ты бываешь очень романтичным, оказывается, — шепчу я.
— Сам в шоке, — хмыкает он. — Подержи.
Викинг суёт в руку нечто квадратное и опускается на одно колено завязать шнурок. С глупой влюблённой улыбкой наблюдаю за ним. Перевожу взгляд на ладонь и в ступоре таращусь теперь на бархатную коробочку. Такую же красную, как моё платье.
Сердце ускоряет бег, дыхание перехватывает и во рту пересыхает. Оркестр обрывается на полуаккорде, погружая помещение в идеальную тишину.
Смотрю опять на Матвея, он уже не возится со шнурком. И вообще, шнурок, похоже, был лишь поводом. Синими очами прошибает меня в самое сердце.
— Ты выйдешь за меня? — хрипло спрашивает.
— Да, — выдыхаю, не в силах выкрикнуть.
Матвей резко так вскакивает и, подхватив меня, поднимает. Вскрикнув, цепляюсь за плечи.
— Повтори, — просит он, сминая лапищами бёдра.
— Я выйду за тебя замуж, мой Викинг! — послушно повторяю, на этот раз чётко и громко.
Мужчина урчит по-медвежьи и целует. Напористо и жадно. Стискивает сильнее, явно помечает свою добычу, что так опрометчиво бросилась в его руки. А я льну к нему и не трепыхаюсь, чувствуя себя безумно счастливой. С ним я хочу быть покорной и слабой. С ним хочу быть просто женщиной.
Матвей отпускает меня и забирает коробочку обратно, чтобы вынуть кольцо и торжественно надеть на безымянный палец. Смотрю на сверкающий в свете свечей квадратный камень.
— Люблю тебя, Зеленоглазка, — признаётся он, целуя в губы. Тихо так, с хрипотцой, от которой искры возбуждения вспыхивают под кожей.
— И я тебя, — смущённо отвечаю.
— Это надо отпраздновать, — басит и машет оркестру.
Те тут же играют что-то заводное и весёлое. Мы опять танцуем. Доедаем десерт и допиваем шампанское. Долго и много целуемся. Кружимся, смеёмся. Собираем по всему залу мои букеты, расставленные в длинных вазах и в корзинках. Не хочу оставлять их.
Нагруженные этим цветочным безумием, садимся в машину и едем домой. Туда, где нас ждёт сын.
Всю недолгую дорогу я с улыбкой любуюсь мужским профилем. Не могу поверить, что так быстро согласилась на новый брак. И так безоглядно поверила. Отчего-то я просто знаю, что Матвей никогда не сделает мне больно. Не обидит.
Да, он бывает грубоват, и вообще у него замашки варвара. Но это настолько гармонично и ему подходит, что совершенно не обижает. Наоборот, в его силе хочется укрыться и спрятаться. И прозвище ему подходит. Он, как медведи гризли, проявляет агрессию только в защиту своей территории.
Домой мы возвращаемся аж в десятом часу. Стараемся никого не разбудить. Но шуршание букетов и мой сдавленный смех нарушают тишину.
— Тебя подержать, — шепчет Викинг и держит за ягодицы, развратник.
— Матвей, — хихикаю я, разуваясь.
— Отличный ракурс, Зеленоглазка, — урчит один медведь-шатун и прижимается к моей филейной части пахом.
— О боже, ты невозможен, — краснею, чувствуя его желание. — Давай сначала цветы поставим в воду хотя бы.
Мужчина прискорбно вздыхает. Забирает из рук охапку букетов и несёт в гостиную. Семеню за ним.
Мы останавливаемся возле дивана, на котором сидит Марк, завёрнутый в одеяло, как гусеничка. Рядом Тайсон, тоже замотан в это же одеяло. Кот, в отличие от ребенка, спит, и плевать ему, что происходит вокруг.
Ближе к вечеру, когда мы с Матвеем вернулись, сын ещё спал. Антипов-старший почти всю детскую передал. Марк проснулся, узрел в гостиной все свои игрушки, упакованные подарки от деда, квадрокоптер и прочие мальчишеские радости, только особого восторга не выразил. Обрадовался, конечно. Даже спросил, откуда это всё тут, и переключил внимание на Матвея. Аж от переизбытка чувств расплакался. Полез к нему и долго-долго не отпускал. Бормотал, жался, за шею обнимал. Честно говоря, я тоже расплакалась от этой сцены.
— Ты почему не спишь? — спрашиваю, выглядывая из-за мужского плеча.
— Вас долго не было, — сопит сын, разматываясь из своего одеяльного кокона.
— Мы же сказали, придём в десять, ты уже будешь спать, — Матвей садится на корточки перед ребенком.
— Я боялся, — шмыгает носом Марк и, спрыгнув с дивана, топает к мужчине.
— А где баба Вера? — осматриваю гостиную.
— Спит, — машет в сторону детской.
Заглядываю. Наша бабулечка-красотулечка уснула в кроватке Марка. Видно, его усыпляла и сама задремала.
— Откуда столько цветов? Это мне? — меж тем спрашивает ребенок.
— Это всё твоей маме, — отвечает Матвей. — У нас для тебя есть новость.
Застываю недалеко от них. Не ожидала, что мужчина сейчас скажет ребенку. Но останавливать не спешу.
— Какая? — Марк грызёт ноготь и хмурит бровки.
— Я сегодня попросил твою маму стать моей женой, — понизив голос, секретничает Викинг.