– Я вышла за него замуж не поэтому, мы любим друг друга, – холодно говорю я, не приемлю намеков о том, что я преследую корыстные цели.
Мама вдруг вздыхает и качает головой.
– Вот всегда ты такая была, Варюш. Колючая аки ежик, не подступиться. Надеюсь, что к племянникам будешь относиться, как к родной дочери. Они ведь дети и не виноваты в грехах своих родителей.
Мама впервые называет адюльтер грехом, и я вздыхаю с облегчением, так как их с отцом твердолобость основательно подкосила меня в свое время, а сейчас я будто сбросила груз с плеч.
Но затем до меня доходит смысл ее слов, и я моментально выпрямляюсь и прищуриваюсь, пытаясь понять, не ослышалась ли я.
– Что ты имеешь в виду, мам? Хочешь, чтобы мы с Зиной снова общались, и я стала для ее дочерей полноценной тетей?
Против племянниц я ничего не имела против, но вот Зину подпускать ни к себе, ни к семье не хотела. Андрею я полностью доверяла, а вот Зине нет. Мало ли что может прийти ей в голову.
– Нет, Варя, мы с отцом посовещались и решили, что будет правильнее, если ее деток воспитаешь ты. Как мама.
– Ты бредишь? – ахаю я, не веря, что она и правда предложила мне это.
– А что? Ты замужем, муж состоятелен. Дочка у тебя есть. А где один ребенок, там и два. Воспитаете.
Я теряю дар речи, казалось, на пару минут, даже двигаться не могу от шока, что мама говорит всё это с такой невозмутимостью, будто забрать детей у одной дочери и отдать ее другой, которая, по их мнению, лучше устроилась в жизни, это норма жизни.
– И что по этому поводу думает сама Зина?
Мама морщится, и я уже без ее слов догадываюсь, что ее никто не спрашивал.
– Нет, мама, вы с отцом переходите уже все границы. Я думала, вы одумались и хотите попросить у меня прощения, или элементарно увидеть внучку, но вижу, вам вообще всё равно и на меня, и на Машеньку. А теперь вы и Зину хотите лишить детей, решив, что мы с Андреем с радостью заберем у нее дочерей и будем воспитывать их как ни в чем не бывало. Нет. Хватит с меня. Уходите.
Я непреклонна и слушать больше мать не собираюсь. Отец вскоре возвращается из уборной, где застрял на добрых полчаса. Видимо, ему не совсем по нраву вся эта тема, и он не хотел участвовать в этом разговоре. Понимал, наверное, что ничем хорошим он не закончится.
Мама, получив отпор, начинает возмущаться и всплескивать руками, обвиняет меня в черствости и жадности, но я не слушаю и толкаю ее к выходу. Отца уговаривать дважды не надо, и он хватает жену за локоть и тащит на улицу, причитая, что только зря выходной убили на дорогу сюда.
Они вскоре уезжают, а я еще долго сижу в доме обескураженная и опустошенная. Неприятно, что я нужна родителям только для решения их проблем. И вдруг понимаю, что они же сами себе их и создают. Вот только я больше не собираюсь потакать их капризам и бредням.
У меня своя семья, о которой я должна думать в первую очередь. И какую бы жалость не испытывала к малюткам, брать их не буду. Знаю, чем это всё закончится. И моя семья, и семья Бахметьевых снова станет терроризировать меня и Андрея, а я слишком счастлива, что их нет в нашей жизни, чтобы добровольно вписываться в этот ад снова.
Несмотря на принятое решение, следующие несколько дней я невольно думаю о Зине и ее детках, как бы не отгоняла мысли об этом. Но спустя неделю, оказывается, что в этом вопросе в позу встала уже Таисия Семеновна.
Вопреки гневу невестки, именно она приютила у себя Зину с детьми и дала им кров, наказав жить у нее столько, сколько ей понадобится. Я же обрадовалась, что сестра не сдала детей в детский дом, как мне угрожала мама при уходе.
Пусть она и предала меня, но зла я ей не желала. Правду говорят, что когда ты счастлив, хочешь, чтобы и другие были счастливы.
Я же сосредотачиваюсь на своей семье и скором пополнении. Две полоски на тесте подтвердились и врачом, так что думать о других мне вскоре становится некогда.
Эпилог
Пять лет спустя
– Мама! Мама! Скажи Маше, пусть поиглает со мной!
Сын, которого мы назвали Семеном в честь отчима Андрея, резво спускается по лестнице, и размахивает руками. Всегда так экспрессивно реагирует, когда не может получить желаемого.
– А что она делает? – спрашиваю я сына и подхватываю его на лету, когда он чуть не падает с последней ступеньки.
В свои пять лет он уже тяжеленький для меня, но я еще могу держать его на руках, чем и пользуюсь, наслаждаясь последними деньками, когда хватает сил вот так ходить с ним на руках.
– Кивляется пелед зелкалом, – с умным видом заявляет Сема, а я чуть посмеиваюсь. Так он называет ее танцы, которыми она в последнее время увлекается.
– А давай мы лучше с тобой вместе испечем пирог к приходу папы? Порадуем его, м?
Я пытаюсь отвлечь сына и занять его другим занятием, чтобы он не отвлекал Машу. Она этого не любит, а я не хочу, чтобы между детьми провоцировались конфликты на пустом месте. Стараюсь заниматься обоими и радуюсь, что Андрей относится к детям одинаково. Любит их обоих и не делит на своих и чужих. Сдерживает свое обещание любить Машу, как родную дочь, и от этого теплеет на сердце.
– Яблочный? – интересуется сынок, и я киваю, утягивая его на кухню.
Сегодня Андрей обещал освободиться пораньше, и хочется порадовать и его, и деток сладким.
На шум вниз спускается и Маша, так что управляемся мы с готовкой втроем. Они хоть и маленькие оба, но с удовольствием помогают потом накрывать мне на стол.
– А когда мы к бабе Тасе поедем? – спрашивает вдруг дочка, и я прикусываю губу.
Таисия Семеновна умерла неделю назад, но я до сих пор не знаю, как сказать об этом детям. Несмотря на то, что к Семе она не имеет отношения, всё равно прикипела к нему и не обделяла его, не делая различий между ним и Машей. Дети любят ее так же, как и Веру Трофимовну, и я до сих пор не придумала, как помягче сказать им правду.
– Баба Тася уехала, Машунь. Но мы съездим завтра к бабе Вере, хорошо? Тетя Люба прилетает с Италии и везет вам подарки.
– Ула! – сразу радуется Сема и ликует, так как подарки очень любит, особенно те, которые дарит Люба.
Пару лет назад она вышла замуж за итальянца, но каждые полгода прилетает домой, чтобы проведать родных. С Родионом уже давно не общается. Устала от его вранья и проблем, которые он привнес в ее жизнь. Его смелости пойти против жены хватило ненадолго. Он постоянно скрывал от жены, что видится с дочкой, а та, когда ловила его на горячем, устраивала скандалы Любе, и ей это быстро надоело.
– Мой родной папа – это папа Сема, а Родион пусть остается в прошлом, – сказала она в тот день, когда приняла решение разрубить этот гордиев узел и окончательно разорвала отношения с Родионом Павловичем.
Когда с работы приходит Андрей, дети сразу же кидаются к нему в объятия и висят на нем, словно непоседливые проказливые мартышки.
Андрей, несмотря на усталость, всегда уделяет им время, и я не нарадуюсь тому, что правильно когда-то выбрала отца для своих детей. Не зря не стала зацикливаться на прошлом и стала смотреть открытыми глазами в будущее. А самое главное, оглянулась по сторонам и по достоинству оценила ухаживания Андрея. Закрыла глаза на свои комплексы и решила на них не зацикливаться.
Все эти годы вместе с Таисией Семеновной жила Зина. Вольно-невольно, но мы пересекались, когда я возила к женщине детей. Да и ее близняшки отлично ладили с моими детьми. Близки мы с Зиной не стали и не станем, но сквозь зубы друг с другом не разговариваем.
Агафья Давидовна, когда не сумела убедить мужа отправиться за сыном, вдруг воспылала любовью к дочерям Зины, а к моей Машеньке не лезла, чему я была весьма рада. Ни к чему ей такие волнения.
Единственное, что сейчас омрачает мои дни, так это попытки родителей помириться со мной. Они уже не раз извинялись, приезжали с гостинцами для детей, но я всё равно не хочу подпускать их слишком близко.
Видно, что на самом деле их интересует, а снова сажать их себе на шею я не планирую. Помогаю подросшему Кольке по мере сил, а вот о родителях стараюсь не вспоминать.