А во-вторых… Это какая-то донбасская херня. Десять лет весь Донбасс живёт так отчаянно, что уже похер на все эти законы мироздания в виде глупого ремня безопасности. Здесь люди давно сошли с рельсов и живут без тормозов, на полную катушку. Где нужно, они давят газ в пол, а где нужно и не нужно, ездят на красный свет. Поэтому глупо пристёгиваться, когда тебя может убить в любой момент.
Вернувшись в первый раз из донбасской командировки, первое что я сделал — это купил в свою машину заглушки вместо ремня безопасности. Этим я привёл в священный трепет свою жену. Она с вопросительным ужасом посмотрела на меня.
Да, дорогая, у нас в Донецке так принято. Да, ты права, после Донбасса я немного сошёл с ума и никогда не стану прежним.
Ещё я стал проезжать на красный свет и немного выпивать перед тем, как сесть за руль. Немного.
Дорога из Никольского в Володарское
Степь, донбасская степь лёгкими холмами спускается с донецкого кряжа к Азову. Ближе к морю рваного снежного одеяла уже не хватает, чтобы укрыть всю землю, снежный покров всё больше истлевает и испаряется, обнажая жухлую, уложенную беспорядочными волнами прошлогоднюю траву. Это новое утро, настал новый день в помолодевшей весной донбасской степи. Уже несколько часов, как мартовское солнце, разогнав предутреннюю серость, поднялось в бледное, как мрамор, небо и подтапливает мёрзлую землю, медленно освобождая от снега расчерченные лесополками степные квадраты.
И едет по донбасской степи караван — колонна из нескольких легковых и грузовых машин вытянулась в упругую гибкую стрелу на дороге. Едет караван по аллеям, по обе стороны от дороги вытянулись во фрунт продолговатые голые деревья. Едет сквозь тусклые поля и соломенные пустоши, едет по солнечной жёлтой равнине через серые пыльные посёлки. На бортах грузовиков и фур яркие сине-оранжевые полоски и алеют буквы МЧС, а возглавляет колонну представительский бронированный джип. Это джип министра по чрезвычайным ситуациям.
Ситуаций, и очень чрезвычайных, действительно, много возникает в последние дни. Они сыпятся, как из рога изобилия. На то есть причины и обстоятельства — уже вторую неделю идёт наступление, и территория ответственности для министра быстро увеличивается — народная республика расширяется и под его юрисдикцию поступает всё больше и больше населённых пунктов.
— Раньше населённый пункт назывался Володарское, — объясняет он в машине ехавшему с ним на заднем сиденье журналисту куда едет колонна, — это районный центр, Володарский район был. Украина переименовала его в Никольское… Ничего, вернём старое название. Которое мы знали.
Журналист, лысый парень с перебитым носом, одетый в солдатскую горку, согласно кивает головой. Прошло только шесть дней, как освободили от Украины Никольское, но вопрос возвращения к советскому названию возник сразу же. Живший более ста лет назад Володарский, при рождении — Моисей Маркович Гольштейн, молодой худощавый большевик, убитый эсерами, партнёрами большевиков по революции, надевая круглые и тонкие очки на свой мясистый еврейский нос, удивился бы, почему тут суровые русские мужики с автоматами так рьяно отстаивают его имя. Впрочем, его удивление вряд ли было бы сильным — сто лет назад в подобное время, время больших и тревожных перемен, он сагитировал тысячи таких русских солдат и рабочих.
— …Улицы, которые мы знали, точно вернём. Вернём те названия, которые были. Мы же здесь родились, здесь выросли, здесь жили. Мы вернём всё назад. Мы ждали восемь лет, и мы вернулись…
Министр говорит без эмоций, спокойно, но уверенно. Голос у него немного осипший, потому что говорить приходилось в последнее время много.
Потом министр замолчал, пригладил остриженную по-пацански прямо на лоб короткую русую чёлку, сжал тонкие губы, и, размышляя о чём-то своём, долго и пристально смотрел в окно. Возможно, он оценивал масштабы будущей работы. В череде домов, проплывающих за окном, иногда появлялись разрушенные дома, на обочинах у дорог попадались скелеты сожжённой бронетехники, а некоторые столбы электропередач стояли с разорванными проводами, опущенными, как беспомощные рукава. Несколько раз колонна объехала взорванные на её пути мосты, асфальтовые дороги перелопачены гусеницами бронетранспортёров и танков. Всё это придётся восстанавливать. И многое предстоит, чтобы построить мир на этой освобождённой земле, это только начало пути.
Вскоре появился указатель «Нiкольске», и караван из машин въехал в посёлок. Среди частных домов появились двух- и трёхэтажные кирпичные здания, строения с вывесками, аккуратные заборчики, кустарники и газоны, палисадники с высаженными деревьями.
Министр посещал каждый крупный населённый пункт, освобождённый войсками, чтобы лично ознакомится с положением на месте. Но в этот раз была ещё одна причина его личного присутствия — несмотря на то, что вся украинская администрация заблаговременно и благополучно для себя самих сбежала, часть спасателей из местной пожарной части не прекратила работу, они остались на смене, приняв решение перейти в подчинение новым властями.
— Смотри, уже флаг России над зданием, — министр указал журналисту на триколор, который развевался над местной администрацией. Триколор был именно российский, с белой полоской, не чёрной, как у ДНР, хотя официально республика в состав России не входила. Пока не входила — сомнений уже не оставалось, что скоро войдёт и что жизнь народной республики наладится. Что эти восемь лет, которые прожили люди в неизвестности своего будущего, закончились.
— Вот, воду раздают людям, — за окном проплыла площадь, где к грузовику, с которого выдавали баклажки воды, выстроилась очередь из местных.
— Жизнь всё равно возвращается. Когда наступает мир, всё становится по-другому, — объяснил министр.
Так-то посёлок, где до войны проживало около восьми тысяч жителей, избежал разрушений, которые всегда сопровождают войну, потому что боевых действий в нём не происходило.
— А вот пожарная башня. Наша часть. — «Наша» министр произнёс даже не акцентируя, как само собой разумеющееся.
Министерский автомобиль свернул и заехал на площадку перед ангаром с тремя красными воротами. Слева у ворот стояли люди в форме, и из приоткрытой двери выходили бывшие украинские пожарные. Министр надел фуражку и, выйдя из машины, в сопровождении охраны и журналистов направился к ним. Подойдя, стал с каждым здороваться за руку.
— Как дела? Работаете? Молодцы!
Череда рукопожатий продолжилась и в