— Алло, девушка? Телефон ближайшей церкви! Срочно! — крикнул он в трубку, игнорируя лупцующие его бильярдные шары. — Что?.. Это срочно! Тогда сама явись сюда и сделай так, чтобы эта штука отъявилась отсюда!
Однако трубка выскользнула из его рук, не дав закончить, стукнула его по лбу и накинула телефонный провод вокруг шеи молодого человека. Призрак навис над захрипевшим Булатом, приблизив свое уродливое лицо. В этот же момент Лунослав почувствовал, что его горло закончило пугающе трансформироваться.
— «Да утяжелятся конечности жертвы! Да впитают они силу касаться мертвых эфирных глобул!» — раскатисто пропел Лунослав на древнем и чуждом языке. — Теперь… теперь можешь его задеть! — крикнул он Булату. — Бей! Должно сработать! Наверное…
Призрак на миг замер, узнав прозвучавшее наречие. Булат боднул его головой, и тот отлетел где-то на метр. На мертвенном лице духа промелькнуло нечто, похожее на растерянность.
— Ага, — обрадовался Булат.
Он широко улыбнулся, распрямился, вытряхнул из волос осколки пивных кружек и принялся воодушевленно колотить призрака. И каждый раз, когда конечность Булата касалась призрачной плоти, предметы и мертвецы в баре взлетали в воздух, будто оказавшись на шкуре огромного барабана, по которой неистово лупили.
Лунослав не сразу сообразил, что корчившегося в агонии призрака сносит прямо на него.
— Эй-эй, парень! Стой-стой-стой! — запротестовал он, вскидывая руки с Черномиконом. — Сги-и-инь!
Дух соприкоснулся с жутким фолиантом — и бар озарила черная вспышка, во время которой выходца с того света бесшумно засосало в Черномикон.
— Ничего себе… — пробормотал Лунослав, обнаружив, что в фолианте один из листов стал угольно-черным.
— Ничего себе! — согласился Булат и поцеловал свои кулаки. — Я теперь всех смогу так колошматить?
— Людей — точно, а этих — не знаю, — честно признался Лунослав и с опаской вернул Черномикон в сумку.
— Ну и ладно, — отмахнулся Булат и принялся наливать в окровавленные бокалы пиво. — Дрищ-колдун, иди-ка сюда, к стойке. Будем знакомиться! — И он с гордостью протянул руку: — Булат Боянович Шибкий!
— Хм, почти… — пожал руку Лунослав.
— Что почти? — не понял Булат, передавая пиво.
— Почти побил мое имя. — И Лунослав с отвращением посмотрел на красноватую пену в бокале, после чего отставил его.
— О. И какое? — оживился Булат.
— Лунослав.
— Лунослав?!
— Да, и скажу сразу: фамилия — Безликий.
— Хех! Ядрен батон! Лунослав Безликий! — развеселился Булат, подвигая новому знакомому бутылку водки. — С таким именем и такой книжкой можно запросто сектой руководить!
— Так и есть. Только это бюро.
— Бюро? Оно-то как называется?
— «Канун», — ответил Лунослав и глотнул водки прямо из горлышка.
— Лунослав Безликий работает в канун?! — засмеялся Булат, довольный получившимся каламбуром. — Ну дела, шаман-брат!
— В б-бюро т-требуется второй сотрудник, — пролязгал зубами Лунослав, чувствуя, как его начинает трясти. — И, похоже, нужен кто-то, кто… может вот так… без страха… всё то же… Ну и еще: ты, видимо, единственный, кого я могу нанять в этом месте в это время. — И он многозначительно покосился на мертвецов.
— Да? — Булат поднял свой бокал с пивом и сразу же наполовину осушил его — вместе со сгустками крови и волосами. — А что по денежкам? А то, знаешь ли, я человек востребованный, занятой, ну и всё такое.
Лунослав понимающе кивнул, снова хлебнул водки, вывел на барной стойке чьей-то кровью внушительную сумму и сказал:
— Ежемесячно.
Мельком взглянув на столь приятное число, Булат быстро стер его рукавом «косухи»:
— Когда, говоришь, выходи́ть?
— Похоже, мы уже вышли, — неуверенно сообщил Лунослав.
— Кстати, слышал байку о том, что бывает, если ночью идти от Шлагбаума по заброшенной железной дороге? Там еще оглядываться нельзя, когда стук сзади услышишь. А то, говорят, появится какая-то мертвая баба, разрубленная пополам поездом! Да кто это вообще придумывает? Короче, слушай…
Так бюро «Канун» получило своего второго сотрудника — бесстрашного, ловкого, пренебрегающего чистотой алкоголя и не менее ценного, чем первый. Мы же оставим наших героев разбираться в хитросплетениях новых слухов, тонкостях полицейских протоколов и искусстве совместного вранья и покинем их до следующей главы, в которой мы, несомненно, узнаем, что такое Шлагбаум и что бывает с теми, кто берет на себя смелость прогуляться по нему ночью.
Глава 2
Что такое шлагбаум, спросите вы? Это такая привлекающая внимание перекладина, запрещающая или разрешающая движение через железнодорожный переезд. А что за Шлагбаум, в чьем написании непременно присутствует заглавная буква, поинтересуются особо настырные? Это прозвище неухоженного перекрестка, от которого дорога разветвляется на три направления — Дятьково, Старь и, конечно же, Ивот. Здесь почти всегда можно встретить автостопщиков, которым повезло проехать лишь половину пути и которым еще предстояло созреть для легкой прогулки в несколько километров.
Ну и, конечно, занимательный факт об этом месте: несмотря на железнодорожное полотно, соединяющее Ивот и глухие лесные дебри, на Шлагбауме самого́ шлагбаума давно нет…
Итак, полночь, двое подвыпивших мужчин идут от Шлагбаума по рельсам домой…
— Слышь-слышь! Танюха-то сегодня вообще зачетная была, да?
— Ну-у…
Неуместный в женской компании вопрос принадлежал монобровому Витьке Ковриге, тогда как односложный и неуверенный ответ на него — Петьке Копченому. Конечно, в семейном кругу этих сорокалетних мужчин величали более уважительно и приветливо — не иначе как Виктор Хлебов и Петр Салов. Эти двое — только что из Стари, где гремевший день рождения местного авторитета плавно перешел в вечеринку «для своих». А поскольку ни Коврига, ни Копченый там «своими» не были — их «по-дружески» подбросили до Шлагбаума.
— Ты чего такой тихий? — поинтересовался Коврига, выковыривая из зубов остатки бутерброда с красной рыбой.
— А ты чего такой громкий? — огрызнулся Копченый, пугливо всматриваясь в черные кусты вдоль рельсовой колеи. — Не слышал, как на днюхе рассказывали, что бывает с теми, кто вот так, как мы?
— Что, пожрут на халяву? — не понял Коврига.
— Нет! Что бывает с теми, кто ночью от Шлагбаума идет по рельсам домой!
— Ой, да не мороси ты! Знал бы, что ты такой бздун, пошли бы по дороге!
— Говорят, — вытаращил глаза Копченый, — год назад пьяные железнодорожники в этом самом месте на тепловозе перерубили пополам заблудившуюся бабу-грибника! Хрясь — и надвое! А половинки тела потом спрятали по разные стороны этой самой железной дороги! С тех пор эта баба-призрак по ночам является путникам, что по рельсам шляются, — ищет тех самых железнодорожников! Пристраивается за ними сзади и стучит, стучит, стучит — то ли зубами, то ли еще чем. Но оборачиваться нельзя, нет! Иначе признает та