– Ну, прости, – смеется он.
Я встаю, подхожу к креслу и наклоняюсь, чтобы обнять его.
– Я такая дурочка, папа, – всхлипываю ему в шею.
– А вот это уже явно не в меня, – говорит он, похлопывая меня по спине.
Я смеюсь сквозь слезы.
– Все так перемешалось у меня в голове. Запуталось. И я… не могу понять, чего хочу, – признаюсь ему.
– Мне самому догадаться, что ты имеешь в виду? Или ты мне подскажешь, чтобы я мог дать хотя бы минимально полезный совет?
Я выпрямляюсь, смахиваю слезы со щек и прочищаю горло.
– Да не бери в голову. Это так, – подхожу к камину и подставляю ладони. Языки пламени тянутся к ним, пытаясь лизнуть, – мысли вслух.
– Это я попросил его держаться от тебя подальше.
– Что? – оборачиваюсь к нему. – Ты о чем?
– Тогда, когда ты заканчивала школу, – говорит отец, тяжело вздохнув. – Это я велел Даниле не приближаться к тебе.
Я смотрю на него, хлопая ресницами.
– Прости, – выдыхает он, пожимая плечами. – Ты можешь меня ненавидеть, но и сейчас я думаю, что был тогда прав.
– Как ты… – Я делаю вдох и зажмуриваюсь на мгновение. – Откуда ты узнал, что мы…
– Это было слишком очевидно. Вы двое. Как вы смотрели друг на друга, подолгу разговаривали, смеялись. То, как менялось твое поведение, когда Данила оказывался рядом. Отец не может не заметить такое. Я чувствовал ответственность за твою жизнь. Тебе нужно было думать о будущем, а не крутить любовь с непутевым парнем. Пойми меня, пожалуйста, как отца. Вам нужно было подождать немного. Остыть. И я попросил его дать тебе время, хотя бы чтобы разобраться с учебой.
– Ты попросил Данилу не приближаться ко мне?
– Я попросил его не встречаться с тобой, пока ты не поступишь в институт. Не хотел, чтобы ты отвлекалась от учебы.
Я снова перевожу взгляд на огонь. Поленья трещат, от них расходятся искры. Сердце у меня в груди бьется в беспокойном, рваном ритме.
– Прости, я делал то, что считал нужным. Как твой отец, – слышится голос Бати.
Лавина чувств обрушивается на меня, грозясь раздавить. Узнай я об этом семь лет назад, со скандалом ушла бы из дома. А сейчас… Сейчас я даже не понимаю, что чувствую.
– Я не злюсь, – тихо отвечаю ему спустя минуту. – И не жалею, что не стала художницей. Я решила стать пожарным, чтобы доказать вам с Данилой, что вы оба ошибались на мой счет. И это лучшее решение в моей жизни.
– Я не знаю, что произошло между вами тогда.
– Ничего особенного. Данила тебя послушал, – говорю я, массируя виски. Затем откидываю волосы назад. – Он тебя безмерно уважает.
– А что между вами сейчас?
Я с трудом выдерживаю его взгляд, но чувствую, что в моих глазах стоят слезы.
– Не знаю.
– Так спроси свое сердце, – пожимает плечами Батя. – Это не особо точный прибор, но именно его показаниями я руководствовался, когда увидел тебя впервые.
Уголки моих губ приподнимаются в грустной улыбке.
– Отвезешь меня домой? – спрашиваю я, взглянув на часы.
– Конечно.
– Только по дороге заедем в тот большой универмаг, что за заправкой. Там вроде был отдел с туристическими и походными безделушками. Мне кое-что нужно, – ловлю на себе его озадаченный взгляд. – Не спрашивай.
* * *
– Ты? – удивленно округляет глаза Илья, открыв мне дверь своей квартиры.
– Держи, – я вручаю ему удочку и, не дожидаясь, пока на меня посыплются вопросы, разворачиваюсь и иду к себе.
– Бро, ты не выглядишь счастливой, – растерянно произносит друг.
– Спокойной ночи, – говорю я, толкая дверь.
– Может, по пивку? У меня пицца есть!
Но я скрываюсь в квартире, не дослушав его до конца. Он заслужил чертову удочку, но мне сейчас не хочется выслушивать злорадства. В глубине души я всегда знала, что у меня не получится просто переспать с Адамовым и ничего при этом не почувствовать. Ощущение, что придется потом страдать, следовало за мной неотступно. Но решить, готова ли я ему довериться и построить с ним отношения, оказалось еще сложнее, чем все время делать вид, что отношусь к нему несерьезно.
– Да что еще? – ворчу я, слыша стук в дверь.
Открываю. Передо мной Илюха босиком, в одних пижамных брюках. С удочкой в руке. Смущенно чешет репу. Вздыхая, я ловлю себя на мысли, что меня перестали возбуждать любые мужские торсы, кроме Адамова. Это нехорошо.
– Поговорим? – улыбается друг.
– Нет.
– Что-то случилось?
– С чего ты взял?
– Это явно не ПМС, ведь ты вернулась с удочкой, а значит…
– Да, – отвечаю я спокойным и ровным тоном.
– Вы переспали, – констатирует он.
– Я не планирую делать об этом объявление, так что держи язык за зубами.
– Ты явно не рада, – хмурится Илья. – Секс не впечатлил?
– Нет.
– Значит, наоборот?
– Ты вроде уже спал? – говорю я, намекая на то, что ему пора идти.
– Ох ты ж… – сыплет ругательства он и закрывает себе рот ладонью. – Ты влюбилась в него! Опять! И злишься на себя за это.
– Все, вали, я хочу побыть одна.
Моя попытка закрыть дверь перед его носом заканчивается провалом.
– У меня есть выпивка и еда. – Он протискивается в мою прихожую и ставит удочку у стены.
– Я не хочу сейчас ничего.
– Все настолько плохо? – испуганно таращится Илья.
– Блин, Илюха, – раздраженно бросаю я. – Столько всего случилось за сутки, я хочу просто лежать лицом в подушку.
– Дело вообще не в удочке! – вдруг начинает тараторить друг. – Что, я не могу себе удочку купить? Могу. Эту я собирался Тёме подарить. А спорил с тобой потому, что знал – у вас это по-любому случится! То, как ты смотришь на Данилу, а он на тебя… Жаль, что понадобились пожары, чтобы вы снова встретились.
– Ладно, ладно. Я поняла, – жестом указываю ему на дверь. – Разберусь.
– Может, я лезу не в свое дело… – говорит Илья, подняв вверх палец. – Но ты должна перестать себя грызть. Позвони ему.
– Да, Илья, – я вкладываю в его руку злосчастную удочку. – Ты прав. Ты лезешь не в свое дело.
– У тебя хотя бы есть реальный повод, чтобы переживать? – спрашивает он, когда его выталкивают за порог. – Или ты, как обычно, просто не можешь переступить через свою гордость?
Я захлопываю дверь, и его голос остается снаружи. Шумно выдыхаю. Если бы я только сама понимала, что чувствую! Меня бомбардируют изнутри все чувства сразу!
Я хочу Данилу. Возможно, даже люблю его.
И я до ужаса боюсь этого,