Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Джон Эванс. Страница 2


О книге
двумя подходами. В двухтомнике британского историка Иана Кершо «Гитлер» жизнь Гитлера успешно рассматривается как часть новейшей истории Германии, его взлёты и падения объясняются воздействием глобальных исторических факторов. Однако книга «Гитлер» — это не история нацистской Германии. В самом деле, отслеживая процесс всевозрастающей самоизоляции Гитлера во время войны, эта работа неизбежно становится всё более узкой в своём охвате. Она фокусируется на областях, которым Гитлер уделял наибольшее внимание, а именно на внешней политике, войне и расизме. Она по определению не может передать точку зрения простого народа или представить исчерпывающее описание многих проблем, которыми Гитлер напрямую не интересовался [7]. Одной из главных задач настоящей книги и двух следующих томов, таким образом, является охват всех важнейших аспектов истории Третьего рейха: не только политики, дипломатии и военных событий, но и экономики, социальной жизни, расовой политики, правосудия и полицейской доктрины, литературы и искусства с широтой, которая по разным причинам отсутствует в более ранних работах, что позволит представить общий взгляд на эти проблемы и определить их взаимосвязь.

Успех биографии Кершо показал, что исследование нацистской Германии является международной задачей. Самым новым широкомасштабным и общим исследованием по данной теме также стала работа английского историка Майкла Берлей «Третий рейх: Новая история». В ней читателю с самого начала объясняется зарождение насилия в сердце нацистского режима с такой подробностью, которой не достигла ни одна другая книга. Как справедливо сожалеет Берлей, слишком часто в академической литературе рисуется некая бескровная, практически абстрактная картина нацизма, как будто бы различные теории и споры вокруг него важнее самих людей. В книге Берлея этот баланс полностью смещается. Его основной задачей было представить моральную историю Третьего рейха. Книга «Третий рейх: Новая история» посвящена в основном массовым убийствам, сопротивлению и коллаборационизму, политическому насилию и принуждению, преступлениям и зверствам. В этом она полностью восстанавливает представление о нацистской Германии как о тоталитарной диктатуре, на что в последние годы слишком часто пытались не обращать внимания. Однако в ней отсутствует подробное рассмотрение внешней политики, военной стратегии и экономики, социальных изменений, культуры и искусства, пропаганды, семьи, положения женщин и многих других аспектов нацистской Германии, которым посвящены многие последние исследования. Более того, при основном внимании к моральной оценке в книге имеется тенденция недооценивать важность объяснения и анализа. Нацистская идеология, к примеру, рассматривается как «пустая болтовня», «претенциозная чушь» и пр., чтобы подчеркнуть аморальность немцев, отринувших свой моральный долг самостоятельно мыслить. Но необходимо сказать и о противоположном подходе, как у Брахера, при котором эти идеи рассматриваются серьёзно, несмотря на всю их нелепость и мерзость для современного читателя, и приводятся объяснения причин, по которым столько людей в Германии стали приверженцами этих идей [8].

В настоящей книге делается попытка объединить некоторые достоинства предыдущих исследований. Во-первых, это повествовательная форма изложения, как у Ширера. Мы стремимся поведать историю Третьего рейха в хронологическом порядке и показать, как одно вытекало из другого. Повествовательное изложение вышло из моды в 1970–80-е гг., когда историки повсеместно стали использовать аналитические методы исследований, унаследованные в основном из общественных наук. Однако различные современные исторические работы, написанные в повествовательном жанре, показали, что такие исследования можно проводить, не жертвуя аналитической строгостью или объяснительной силой [9]. Как и в книге Ширера, в данной работе делается попытка дать слово людям, жившим в то время. Предвзятость немецкой исторической науки при нацистах, культ личности и почитание власти историками Третьего рейха привели к тому, что немецкие историки после Второй мировой войны стали полностью вычёркивать отдельные личности из истории. В 1970–80-е гг. под влиянием современной социальной истории наука в основном интересовалась более общими процессами и структурами [10]. Поток исследований, порождённых этим подходом, неизмеримо продвинул вперёд наше понимание нацистской Германии. Но в погоне за пониманием мы практически упустили из виду реальных людей. Поэтому одной из задач настоящей книги стал возврат отдельных лиц в общую картину. И я всё время старался как можно шире цитировать работы и речи современников и совмещать повествовательный и аналитический характер книги с историями реальных мужчин и женщин, как находившихся у вершины власти, так и обычных граждан, которые попали в водоворот драматических событий того времени [11].

Описание жизни людей в то время как ничто другое наглядно демонстрирует исключительную сложность выбора, который им приходилось делать каждый день, а также неопределённость и трудность ситуаций, в которых они оказывались. Современники не могли видеть вещи так чётко, как мы, оборачиваясь назад: они не могли знать в 1930 году, что должно произойти в 1933 году, и не могли знать в 1933 году, что должно было произойти в 1939, 1941 или 1945 году. Если бы они знали, то, бесспорно, их выбор был бы другим. Одной из самых сложных проблем при описании истории является попытка представить себя в мире прошлого со всеми сомнениями и неуверенностью людей, которым предстоит идти в будущее, для историка ставшее уже прошлым. Произошедшие события, которые кажутся неизбежными в ретроспективе, в то время совершенно не были такими, и при написании этой книги я старался постоянно напоминать читателю, что всё могло обернуться совсем по-другому в разные моменты истории Германии второй половины XIX и первой половины XX века. Люди творят свою собственную историю, как однажды метко заметил Карл Маркс, но не в соответствии с условиями, которые они сами выбирают. Такие условия включают не только исторический контекст, но и способ мышления людей, предпосылки, в соответствии с которыми они действуют, принципы и убеждения, которые определяют их поведение [12]. Главная задача данной книги — воссоздать все эти аспекты для современного читателя и напомнить ему (цитируя другой известный исторический афоризм), что «прошлое — это другая страна: там живут по-другому» [13].

В силу всех этих причин мне кажется, что в историческом исследовании нельзя позволять себе роскошь моральных оценок. Во-первых, это не соответствует научному подходу, во-вторых, это высокомерно и самонадеянно. Я не знаю, как вёл бы себя, живи я при Третьем рейхе, даже просто из-за того, что, если бы я жил тогда, я был бы не таким человеком, как сейчас. С начала 1990-х исторические исследования нацистской Германии и всё больше работ по другим предметам заполнены идеями и методами, взятыми из морали, религии и закона. Такой подход оправдан, если необходимо принять решение, имеет ли право отдельный человек или группа людей получить компенсацию за страдания, пережитые во время правления нацистов, или, наоборот, эти люди должны в той или иной форме возместить ущерб за

Перейти на страницу: