Я колебалась. Волнение то накатывало, то отпускало.
– Может, хоть намекнешь, куда мы? И почему это надо делать прямо сейчас? – все сильнее волновалась я.
– Потому что это новогодний подарок. Когда еще мне его вручать?
Я переступила с ноги на ногу. Было жуть как интересно, что же он такое задумал. А еще страшно и немного стыдно, ведь, что бы это ни было, я не имела возможности подарить ему в ответ что-то стоящее.
Но я могла, по крайней мере, не трусить…
– Ладно. Пойдем. Только объясню Валентине Петровне, где взять тарел…
– Ида! Я и так знаю, где в этом доме лежит посуда! Поезжайте с богом, – перебила меня Дашкина няня.
Паша ухмыльнулся. Ладно. Может, я действительно уж слишком паниковала. С другой стороны… Разве еще пару недель назад я могла представить, что буду встречать праздник в компании Пашиного отца и вообще, считай, чужой женщины? Но когда я узнала, что Валентина Петровна одинока, решение пригласить ее к нам показалось мне единственно правильным. И Паша горячо его поддержал, в очередной раз доказав, что судьба мне послала совершенно удивительного мужчину, за которого нужно было держаться, несмотря ни на что.
– Ладно, – ухмыльнулась я. – Раз так, давай ехать.
Действительно! Сколько можно было сомневаться?!
Мы как дети сбежали по лестнице, выскочили на улицу, хохоча на бегу. Запрыгнули в прогретую машину и выехали из паркинга. Город утопал в огнях! Мы ехали через центр. Снег падал крупными хлопьями, и дворники машин еле поспевали очищать лобовое стекло. В этом году зима как никогда радовала погодой.
Уверенно удерживая руль одной рукой, другой Паша время от времени касался моей ладони. Это единственная близость, которую он позволял в последние дни. Просто касался. И мне было хорошо. Так хорошо, что хотелось плакать. Но не останавливаться…
Он что-то рассказывал про соседей отца, про то, как Дашка сегодня назвала его папой! А я кивала, улыбалась, убеждала то ли себя, то ли святошу, что ему просто послышалось, и замирала от сладкого ужаса, гоняя туда-сюда в голове панические мыслишки. Ох, как же это оказалось страшно! Страшно снова жить. Смеяться, мечтать, ехать куда-то и знать, что впереди не боль и не одиночество, а возможно, счастье.
Через какое-то время машина свернула с центрального проспекта на тихую… знакомую улицу и остановилась у, опять же, до боли знакомого дома. Мое сердце замерло. А Павел, как ни в чем не бывало, выключил двигатель и повернулся ко мне.
– Приехали.
– Нет, – хрипло шепнула я.
– Да, – улыбнулся святоша. – Пойдем.
Я вывалилась из машины только лишь потому, что действительно не верила, что он может… Что знает!
– Нет, – повторила еще раз, когда святоша набрал код на входной двери и достал ключ. Паша обернулся. Глянул на меня так по-мужски… Немного насмешливо и снисходительно. Переплел наши пальцы и повел вниз по ступенькам, – Нет, – прошептала, как заведенная.
– Да, малыш… Закрой глаза. Сейчас…
Щелкнул выключатель. В нос ударил непередаваемый аромат старого дома, истлевшей бумаги и воска. У меня в горле булькнула истерика. Гася ее, я коротко и часто дышала. В груди было жарко, остановившееся на миг сердце разбухло от прилива крови и теперь тяжело и неповоротливо трепыхалось, стуча о ребра.
– Открывай.
Я медленно распахнула глаза. Закусила губу, но из горла все равно вырвался всхлип. Это был мой зал. Моя мечта! О которой он не мог знать, но узнал… Как-то.
Облизав пересохшие губы, я огляделась. Здесь были светлые стены, высокие потолки и вытянутые узкие окна, у которых валялись пустые коробки из-под офисной бумаги и пара дешевых столов из МДФ. В углу стояло сломанное кресло. Картину довершал унылый видавший виды ремонт. Казалось бы, абсолютно ничего привлекательного или достойного внимания. Но я-то видела больше. В моей голове вдоль противоположной стены тянулись зеркала и станки… Стены были очищены до старого красного кирпича, лепнина восстановлена и побелена, а паркет начищен до зеркального блеска.
– Нравится?
– Очень, – кивнула я. – Но как ты узнал?
– Благодаря Косте.
Я резко обернулась.
– Серьезно?
– Угу. Так что скажешь? Как тебе подарок?
– Что скажу? Скажу, что я в полном шоке, Паша. Ты не должен был, – просипела я, боясь даже представить, о каких деньгах идет речь, и чего ему это стоило. Волнение было таким, что слова тонули в шуме крови. Я не понимала… Искренне не понимала, что его заставило пойти на этот шаг. Не настолько уж мы были близки! Наши отношения только начали зарождаться. Господи! Да мы даже не целовались! А если что-то пойдет не так?! И с поцелуями, да и в целом.
– Тщ-щ-щ! Ты чего? Ну-ка… Холодно, что ли?
Паша подошел вплотную ко мне и крепко-крепко обнял, растирая огромными ладонями дрожащие, как у трусливого зайца, плечи.
– П-просто зря ты…
– Почему?
– Потому что! А в-вдруг у нас не получится? В-вдруг что-то у нас не заладится?
– Например, что? – усмехнулся святоша мне в волосы.
– Что угодно! Мало ли. Может, мы вообще не подходим друг другу?
– Мне так не кажется.
– Да откуда эта уверенность?! – возмутилась я. – Мы даже еще не спали!
– О, поверь. Этот досадный факт забыть невозможно.
Этот дуралей смеялся! Да-да, натурально смеялся в лицо моим страхам.
– И даже не целовались, – бесилась я.
– Если мы поцелуемся, ты, наконец, расслабишься?
– Паша!
– Что?
Мой полыхающий праведным гневом взгляд встретился с его, смеющимся. Да, наверное, я говорила какие-то глупости, но я говорила, а он их совершал!
– Паш, – мой голос жалобно дрогнул. Я не знала, что можно сказать человеку, который делает невозможное – не из корысти, не ради признательности, а… Просто так? – Пашка… – всхлипнула.
– Нравится?
– Спрашиваешь! У меня слов нет. Вообще ни одного слова.
– Спасибо будет достаточно.
– Спасибо, – я прижалась к его груди. – Ты даже не представляешь, – прошептала я, — сколько ночей я стояла здесь, на улице, и представляла, как всё будет, когда это место станет моим.
– Теперь можешь представлять изнутри.
Я засмеялась, всхлипнув.
– Ты не оставляешь мне ни одного шанса устоять перед тобой.
– И не собираюсь. Зачем тебе это? – усмехнулся он. – Нет уж, извини. Пойдём, покажу тебе остальное.
Святоша открыл двери в соседнюю комнату. Поменьше. Здесь можно было бы устроить раздевалку. Я оглядывалась по сторонам, не веря, что всё это теперь моё. Голова шла кругом. Что-то подсказывало – надо бы уточнить детали. Например, на какой срок заключен договор аренды. И на чье имя… Но я боялась показаться ему меркантильной.
– Паш, я все-все тебе верну. Клянусь. Хочешь, я даже расписку напишу…
– Тс! С ума сошла?! Никаких расписок. Аренда оплачена вперед на полгода. Дальше крутись сама.
– Конечно! Мне большего и не надо, правда, Паш… – частила я, захлебываясь эмоциями. – Господи.
Я отошла, наверное, лишь тогда осознав до конца истинный масштаб происходящего. Спрятала пылающее лицо в ладонях, усмиряя взбесившиеся эмоции.
– Паш…
– М-м-м?
– Можно я тебя поцелую?
– Из благодарности?
– Нет! Потому что хочу… Очень. Правда.
Он не сказал ни да, ни нет. Он вообще, как я поняла, был больше по части действий, чем пустых разговоров. Резкий шаг – и вот я уже в его крепких объятьях. Рывок – и губы коснулись губ. Он поцеловал меня так, словно до этого момента сдерживал себя неделями. Терпел. Ждал, из последних сил сохраняя самообладание. А теперь позволил себе сразу всё.
В первое мгновение я замерла от шока, от силы, от напора, от… От этого странного ощущения, будто земля стремительно уходит из-под моих ослабевших ног. Его губы были горячими, уверенными, но в них не было ни намёка на спешку. Паша вдумчиво меня изучал. Прислушивался, скользил по щекам руками, бережно обнимая лицо и ничуть не скрывая, как же его от меня колбасит! Окружающая действительность схлопнулась, исчезла, перестала что-либо значить – на Земле остались лишь мы.