Но выдавила из себя лишь одно в перерывах между поцелуями:
— Я люблю тебя больше, чем яблочный пирог.
И его хриплый смех, сверкающие голубые глаза-озера стали для меня усладой, которой я хочу упиваться до скончания дней своих.
Эпилог
Шесть лет спустя
По лужайке нашего дома бегало двое карапузов, за ним — с маленьким детским водяным пистолетом их отец — Лукас Вуд. Кара, беременная уже третьим, выглядела до нельзя нежной и счастливой.
Бен, уговорив меня переехать к нему, мой дом отдал Лукасу и его новоиспеченной жене. Мы теперь постоянно были соседями, и маленькие проказники, которые оказались точной копией энергичного папаши, не давали скучать никому.
Мы же с Беном, обустроив наше гнездышко, наслаждались друг другом день за днем. Он снова и снова показывал мне свою любовь и доказывал, что я сделала правильный выбор, сказав ему тогда в Доминикане «да».
Но просил руки и сердца он не среди толпы, ведь как и я — не любил лишнего внимания.
Это произошло под конец поездки, в номере утром, когда он крепко обнимал меня со спины. И напряженно ждал моего ответа, словно боялся, что я могу ему действительно отказать.
И с тех пор мы были вместе, неразлучны на умиление Кристины и всех горожан. Свадьбы не делали — я такого не хотела, как и Бен. И я надеялась, что он действительно этого не желал, а не просто потакал во всем мне.
Как потом оказалось, он в Доминикане все же уловил момент, улизнул от меня и прижал к стене Маркуса, подробно рассказав, что он с ним сделает топором (ведь он в этом мастер), если тот посмеет ещё хотя бы раз показаться мне на глаза.
И Маркус проникся. Мы его действительно не видели и просто отдыхали.
Покосившись на Бена, что уже убирал грязные тарелки со стола на веранде, я лишь нервно улыбнулась. Нам нравилась наша обыденная монотонность и ровная постоянность. Но теперь происходили изменения.
Я это поняла совсем недавно, когда в очередной раз ужинала в гостях родителей Кары, которые меня так полюбили (непонятно за что) что звали своей второй дочуркой. Тогда меня затошнило от моего любимого фондю. Но спихнула всё на несварение. Бену конечно рассказала, но понежилась в его объятиях и забыла.
Теперь же, теребя коробочку в руках, закусила губу.
Я была здорова, переживать не стоило. Да и Бен вряд ли за это меня бросит. Я это всё знала и понимала. Но холодные пальцы согреть ничем не удавалось.
Заметив, как Бен уже оказался на кухне, я схватила яблочный пирог, который как раз вытянула из духовки, и выскочила, лишь пролепетав ему:
— Там твой кусок пирога и подарочек для тебя.
— В честь чего? — крикнул мне в спину Бен, но я промолчала.
С веранды же, где поставила торт, нервно поглядывала на Бена, которого отлично было видно в окне.
Он сразу же взял ложечку и попробовал мой десерт. Блаженно зажмурился, я даже словно услышала, как он довольно замычал.
Только потом он взял в руки маленькую коробочку, открыл её и нахмурился. Мне казалось, что он завис.
— Что это у него там такое, что он выглядит словно сейчас в обморок упадет? — подскочил ко мне Лу, как всегда неожиданно и шкодливо улыбаясь. Одного сына держал на руках, второй — гордо вцепившись в волосы отца, восседал на шее.
— Тест на беременность, — хрипло выдавила я. Лукас завис. Бен, на которого я все так же смотрела, поднял свой взгляд на меня. Лукас икнул.
— Я наконец-то стану дядей! — взвигнул это дитя огромное, чмокнул меня в нос и понесся рассказывать об этом Каре, которая как раз отошла.
Бен же мигом оказался возле меня и, обняв, начал осыпать нежными поцелуями все лицо.
— Ты снова сделала меня самым счастливым, — с придыханием выдохнул он. И его объятия были столь нежны, словно я хрупкая хрустальная кукла. Но в тоже время его поцелуи дарили веру, что всё у нас будет хорошо.