Говорят, что 14 лет — это наиболее подходящий возраст, когда следует начинать строить свое будущее. Именно тогда необходимо выбрать жизненный путь, который позволит тебе быть полезным обществу и реализовать собственные жизненные цели. И это не пустые слова! Однако в этом возрасте у
человека еще слишком мало опыта, чтобы суметь предугадать все превратности судьбы.
Получив однажды от мамы 15 песет, с трудом выкроенных ею для меня из скудного семейного бюджета, я купил билет на французский фильм «Крылья», снятый по мотивам событий Первой мировой войны 1914—1918 гг. После просмотра фильма у меня появилось страстное желание стать летчиком, но я понимал, что только счастливая случайность может позволить моей мечте осуществиться. В монархической Испании летчиками могли стать только выходцы из привилегированных слоев общества — приближенные к королевской семье, буржуа, миллионеры, члены королевской семьи: то есть те люди, которые считали себя наделенными «высшими человеческими качествами». Лишь в очень редких, исключительных случаях человек из простой семьи мог стать летчиком. Я же родился в бедной, многодетной семье рабочего, и самое большое, на что я мог рассчитывать, — это поступить солдатом на службу в военную авиацию и готовить самолеты для полетов этих благородных сеньоров. Кроме того, чтобы научиться летать, было необходимо оплачивать расходы на горючее, ремонт, уход за самолетами и многое другое. Все это было по карману только состоятельным людям.
Преждевременная смерть матери 26 августа 1931 года стала самым тяжелым событием для меня и оставила глубокий след в моей жизни. Она заставила меня отказаться от всех юношеских мечтаний, надежд и веры в счастливое будущее. Отец взял меня с собой на стройку плотины в устье реки Мундо. Там я обучался всем профессиям понемножку: переносил ведра с водой и железные трубы, рыл траншеи, заливал цемент, раздувал горн в кузнице. По вечерам я запускал двигатель электрогенератора, чтобы осветить помещения, где танцуют, смеются, играют и шутят в то время, как я плачу в этом невыносимом для моего сердца шуме, наводящем на меня непреодолимую тоску и уныние. Во всей этой противоречивой для меня обстановке я пытался учиться.
У меня было всего два друга: Хосе, которого люди его возраста по неизвестной для меня причине называют «Зайцем», и моя собака Том. Хосе — высокий, сильный, немного сутулый, по характеру суровый человек, всегда вынашивающий свои проблемы в себе. Таким его сделала жизнь и тяжелый труд. На левой руке у него татуировка, которую ему нанесли, когда он в 18 лет попал в тюрьму в Картахене: ошибка молодости, за которую ему пришлось заплатить 18 годами, проведенными в тюрьме. Однажды, купаясь с Хосе в реке, я набрался храбрости и спросил:
— Откуда у тебя эта татуировка?
Тогда Хосе и рассказал мне, что попал в тюрьму за любовную связь с 14-летней девочкой, единственной и избалованной дочерью в богатой семье, где он, 18-летний, был в услужении. Сейчас ему на вид было 40—50 лет. Когда начались работы по сооружению плотины, Хосе появился там с женой и сыном: все трое с котомками за плечами и палками в руках. Прибыв на место, они вооружились лопатами и за несколько дней отрыли себе пещеру, выбросив наружу несколько кубометров земли. Их примеру последовали и другие рабочие, и вскоре был пocтроен поселок Лас-Куэвас (Пещеры). Такие поселки нищеты в то время в Испании можно было видеть во всех провинциях. Они строились на ничейных землях — в районах, затопляемых реками, на бесплодных, никем не обрабатываемых участках.
Я не помню, как началась наша дружба с Хосе и на чем она была основана. Может быть, на том, что я тоже
привык переносить все молча и в одиночку. Здесь дружба являлась редкостью — все подавляла тяжелая и изнурительная работа. Вокруг высокие мрачные горы, безжизненные камни, земля, обожженная солнцем, — черная, как и сама жизнь и будущее всех этих людей, собравшихся на строительство плотины. С другой стороны горы уже не такие высокие, и жизнь не такая мрачная. Там среди зелени и высоких сосен возвышаются дома администрации строительства. Единственным моим развлечением в этих местах стали рыбалка и охота, возможность любоваться красотой и могуществом гор, высокими соснами, ощущать пьянящий аромат свежести горных лугов, наблюдать, как на голых скалах, постоянно сражаясь за свою жизнь, вырастают деревья и кустарники.
Я помню, как Хосе спросил меня:
— Ты действительно хочешь посвятить свою жизнь авиации?
Здесь все звали меня «Летчиком», и Хосе был посвящен в мои планы.
— Настанет и мой день. Я уверен, что он настанет и я обязательно стану летчиком, чего бы мне это ни стоило!..
ФАШИСТСКИЙ МЯТЕЖ
В ясный и солнечный день 18 июля 1936 года по радио города Тетуана сообщили: «Над территорией Испании безоблачное небо». В этот день начался фашистский мятеж.
Масштаб случившегося указывал на предательство многих высших военных чинов. И результатом этого стал мятеж, равный которому еще не знала история Испании. Генерал Франко и его люди забыли историю страны. Какие невежды! Какую ошибку они совершили,
сбросив со счетов наш отважный, непобедимый народ! Они затронули те чувства патриотизма, которые жили в глубине души каждого испанца на протяжении многих веков. Ведь в жилах нашего народа бежит такая же горячая кровь, как и у героев Палафокса1и Франсиско Хавьера Кастаньоса2, а наши сердца бьются так же непокорно, как бились сердца Фермина Галана и Гарсии Эрнандеса3. А наши женщины, наши прекрасные женщины! В них живет революционный дух Августины де Арагон!4
Вспышки фашистского восстания происходят то в одном, то в другом районе страны. Где-то они подавляются народным сопротивлением, где-то фашистам удается побороть его. Безоружное, разрозненное, но не павшее духом народное ополчение постепенно гасит очаги мятежа. Мужчины, женщины и даже дети лавиной обрушиваются на фашистов с криком:
— А пор эльос! — На них!
В эти дни в Мурсии также произошли отдельные вспышки фашистского восстания, которые были подавлены трудящимися. В атаки против фашистов ходили и мы, группа мурсийских юношей. В первые дни мятежа у нас почти не было оружия. Поэтому его передавали из рук в руки, забирали у погибших бойцов, чтобы снова и снова продолжать борьбу.
Так было и во время боя за казарму в Аграмоне, провинция Альбасете, где засела часть гражданских гвардейцев, перешедших на сторону фашистов. Жестокий бой завязался у стен казармы. Народ штурмом взял эту крепость, и в наших руках оказалось много оружия и боеприпасов.
Другой очаг фашистского мятежа вспыхнул в Эльине.
— А пор эльос! — Этот крик подхватывают все, и толпа, ослепленная ненавистью, бросается туда, стирая фашистские следы с тротуаров родных улиц.
Уже у входа в селение нас встречает плотный ружейный огонь. Пули свистят и словно остро наточенные ножницы садовника состригают листву оливковых деревьев. Но мы не сдаемся, а только крепчаем духом. На звук ожесточенной перестрелки к нам прибывает подкрепление. Огонь не прекращается ни на минуту, и снова звучит команда: «Вперед, в атаку! А пор эльос! А пор эльос!» И разношерстная толпа плохо вооруженных людей с отвагой снова бросается на фашистов.
Вот уже некоторым из нас удалось забраться на крышу казарм, где засели фашисты. В окна летят бутылки с зажигательной смесью. Бой продолжается, обстановка накаляется с такой же силой, как растет гнев и ненависть людей. Наконец в одном окне появляется белая тряпка, привязанная к швабре. Люди, уверенные в том, что фашисты сдаются, прекращают наступление, выходят из укрытий и идут к казарме, но их встречают пулеметные очереди. У нас много погибших — но оружие павших бойцов уже в руках тех, кто горит желанием отомстить и кто, поспорив с судьбой, бросается на врага с еще большей силой.
Вот на одно из деревьев, что повыше, взбирается крепкий загорелый парень и, словно с трибуны, обращается к своим братьям: