Только шаги стихли, Марина выглянула из комнатушки, на цыпочках прошла к полке, взяла туесок и вернулась к себе.
Тут же скрипнула соседняя дверь, девушка вздрогнула и замерла. Карина вышла из дома, она отправилась собирать яйца.
Мёд был быстро переложен ложкой, стеклянная банка закрыта и вновь спрятана под кровать.
— Бельё, нужно замочить простынки и одеяло. Лучше одетой следующую ночь посплю, чем под этой кислятиной.
— Ты чего бегаешь, как ужаленная? О, стирать собралась. Тогда и наши простыни постирай, — навстречу, несущей вёдра воды, вышла Карина, в руках она держала пяток яиц. — Да только нечего дрова переводить, ступай на реку, там и постираешь, и прополоскаешь.
Девушка опешила. В реке вода была холодная, пусть и тепло, но всё же весна, вода не прогрелась.
— Знаешь, что, милая Карина. А не пойти ли тебе…
— Чего? — красиво личико исказил гнев.
— … Самой на реку. Ножки разомнёшь, свои простыни простирнёшь. А я уж как-нибудь в тёплой воде, дома.
— Гадина! — невестка затопала ногами. Если бы не яйца в руках, то бросилась бы на золовку с кулаками. — Где это видано? Нет, вы только послушайте! Перечит старшим! — но неожиданно понизила голос: — Ты думаешь, я не знаю твоего секрета? Или считаешь, что Виктор постоянно будет тебя защищать? Не бывать этому! Со свету сживу, — она почти вплотную подошла к испугавшейся Марине и, заметив, что та побледнела, продолжила: — Не жить тебе в этой семье. Можешь больше не улыбаться Виктору! Будет, по-моему. Жениха найду тебе такого, что соседский пьяница Некрас за счастье покажется. Или не веришь?
Раздался тихий треск, девушки опустили взгляд. По тонким, неухоженным пальцам растекались яйца.
Глава 9
Карина, забыв и о постельном белье, и о приличиях, с силой швырнула разбитые яйца о землю, так что желтки брызнули на подол её платья. Не обращая на это внимания, она, словно ураган, подхватила юбки и выбежала со двора, хлопнув калиткой так, что та затрещала на петлях.
— Куда её опять, окаянную, понесло? — через плетень перегнулась соседка Авдотья, возвращавшаяся с коромыслом от колодца. Её цепкий взгляд сразу же оценил и следы яиц на земле, и бледное, взволнованное лицо Марины. — Ох, и тяжко тебе, девонька, с такой-то фурией под одной крышей жить. А в моём доме — благодать да покой. И сынок мой, Некрас, парень ладный, работящий… — она завела свою привычную, заученную песню.
Марина, боясь, что разговор затянется, резко оборвала Авдотью:
— Ладно ваш «ладный» Некрас весь в дорожной пыли, возле кабака валяется, а не по хозяйству работает.
Лицо Авдотьи перекосилось от обиды и злости.
— Чего-о? — прошипела она прищурившись. — Да у хорошей-то хозяйки любой мужик враз исправится! На себя-то посмотри! Худая, как щепка, кожа — сплошные прыщи, ветерок подует и с ног свалишься. Фу! — Плюнув прямо через забор, она развернулась и засеменила прочь, громко ворча под нос.
Марина, с облегчением выдохнув, позволила себе короткую, торжествующую улыбку. План начинал работать. Она стремительно забежала в дом, сунула монеты в потайной карман платья, спрятала туесок в холщовую сумку и, прикрыв дверь, почти бегом направилась в сторону центральной улицы.
Весна вступала в свои права. Воздух был тёплым и звонким, пахло сырой землёй, дымком из печных труб и первой, робкой зеленью, пробивавшейся на припеке. Кое-где на грядках темнели свежевскопанные полоски — начинались посадки. Встречая редких прохожих, Марина, не зная, в каких отношениях с деревенскими была прежняя хозяйка тела, на всякий случай здоровалась со всеми, стараясь, чтобы её улыбка выглядела естественно. Люди, удивлённые её внезапной приветливостью, отвечали сдержанными кивками.
Войдя в лавку, она с облегчением убедилась, что Карины внутри нет. За прилавком стоял немолодой продавец.
— Доброго здоровья, — звонко сказала Марина, окидывая взглядом скудные полки. — Мне, пожалуйста, мыла и муки.
Она аккуратно выложила на стойку восемь медяков. Мужчина молча пересчитал их, отрезал грубым ножом кусок темно-коричневого мыла, от которого пахло дёгтем и золой, и отсыпал муки в холщовый мешок.
— Чуть не добрала до кило, — буркнул он. — Мешок потом вернёшь. — Видя, что девушка не уходит, вопросительно поднял седую бровь.
— У меня тут есть кое-что… на продажу, — тихо начала Марина, ставя на прилавок туесок. — Мёд. Не желаете ли приобрести?
Лавочник с интересом хмыкнул.
— Мёд в апреле? Дай-ка посмотреть. — Словно фокусник, он извлёк из-под прилавка маленькую деревянную ложечку, зачерпнул ею каплю густого, темного мёда и попробовал. — Хороший для весны. Чего хочешь взамен?
— Денег, — чуть помедлив, ответила Марина.
— С деньгами туго. Бери товаром.
«Легко сказать: „бери товаром“. А куда я его дену?» — пронеслось в голове у девушки. — На какую сумму? — спросила она вслух.
— Медяков на двадцать выйдет.
Марина понимала, что весенний мёд стоит куда дороже, но торговаться не стала — времени не было.
— Тогда… две говяжьих кости, на остальное муки. И… еще один кусок мыла.
Она мысленно уже прятала этот кусочек подальше от зорких глаз невестки. Из лавки она вышла с пустым туеском, нагруженная двумя костями, двумя кусками мыла и четырьмя килограммами муки в небольшом мешке. Удача явно была на её стороне.
Вернувшись, она сразу поставила кости вариться в большом чугунке. Аромат будущего бульона начал медленно наполнять дом, смешиваясь с запахом свежего теста. Пока варилось мясо, Марина, не найдя яиц в курятнике, с решительным видом направилась в комнату Карины.
— От пары штук не обеднеет, — прошептала она, приоткрыв дверь и быстренько стащив два яйца из спрятанной в сундуке корзинки.
Просев муку горкой, Марина сделала в ней углубление и разбила два яйца. Добавила соль и вилкой, аккуратно помешивая яйца, постепенно захватывала муку с краёв. После того как тесто загустело, Марина начала его вымешивать руками. Гладкое и упругое тесто девушка оставила отдыхать под полотенцем в глубокой тарелке.
Через полчаса она разделила тесто на части и раскатала тонюсенькие пласты, дала чуть подсохнуть, скатала в неплотный рулет и аккуратно нарезала. Чуть присыпала мукой и встряхнула, чтобы полоски не слиплись. Пока варились кости, Марина постоянно переворачивала полоски для равномерной сушки, она хотела часть убрать на следующий день, если повезёт.
Самым рискованным моментом стало добавление тушёнки. Приоткрыв банку, она вывалила душистое мясо в бульон, решив списать всё на щедрые кости. «Враньё, конечно, белыми нитками шито, — корила она себя, — но иного выхода нет. Скажу, что монеты в пыли нашла».
И вот, едва заслышав за калиткой голоса возвращающихся домой родственников, она бросила горсть лапши в кипящий бульон.
— Ах, как пахнет! Что это? — первым вбежал на кухню Арсений.