— Разве в Вероне есть море? — усмехается Глеб, хорошо географию знает. Или рыскал в инете, когда я сказала, что оттуда.
— Озеро есть, в нескольких километрах от моего дома.
Сказала и вдруг снова тоской накрыло. Там уже нет моего дома, не вернусь. Я почти выросла, закончится этот учебный год, пойдет новый этап, студенчество. Уже не смогу сбежать по скрипучей лестнице в доме, в котором выросла, не гулять мне по саду, увитом сладким виноградом. Там остались мои любимые качели, на которых я учила уроки.
— Эй, чего снова нос повесила? — опять толкает меня одноклассник.
Сама не знаю, но я рассказываю ему о своей жизни и потерях, об одиночестве. Почему так происходит, не понимаю. Он будто вытягивает из меня правду, не сказав ни слова. Вся моя жизнь уложилась в рассказ, который продлился всего пять минут. Высказалась и вскочила с шезлонга.
— Идем, а то голодом тебя мучаю, — шмыгаю носом, теперь уже сама протягивая руку.
Держусь за парня, пока поднимаемся по крутой лестнице, боюсь оступиться в полутьме. Столько вопросов хочется задать ему, но не хочу показаться излишне любопытной. Один только задам.
— Ты меня искал сегодня? В ледовом. Видела тебя, когда с малышней занималась.
— Да, искал. Даже три раза искал. Сначала заехал за тобой, не застал дома. Потом на льду не нашел, ты обычно каталась до нашей тренировки. Потом Ден сказал, что ты к Оксане пошла. Думал, ты уволилась, из-за меня.
Слушаю его голос, такой теплый, бархатистый, пока идем медленно до дверей кафе, так и держась за руки. Даже мысли нет расцепиться. Всегда хотела старшего брата, такого же сильного, красивого, которым гордилась бы и доверяла все тайны.
— Что тебе заказать? — вешает свою зеленую жилетку на спинку стула, намереваясь пойти сделать заказ.
— Конфету. Ты обещал, — улыбаюсь хитро. А на деле не хочу, чтобы он тратился на меня, я же забыла впопыхах деньги взять.
— Ну, это несерьезно, сам тогда закажу.
— Глеб… я только молочный коктейль хочу.
Шмелев кивает и идет к стойке, но подозреваю, что сейчас меня накормят до отвала. Когда возвращается, я снова пристаю с вопросом:
— Зачем ты меня искал?
— Извиниться хочу, утром напугал тебя, когда на чай напросился. Я злился, и…
— Заметила, что раздражаю тебя, — перебила парня, хотя вот весь вечер он улыбается и пытается меня развеселить.
— Нет, я на родителей злился, и если бы не ввалился к тебе в гости, то устроил бы скандал матери. В магазине обнаружил карту, которую мне отец пытался всучить. Я не взял, а мама приняла подачку. Но, спасибо тебе, я остыл и ничего плохого не случилось. А ты мне ничего плохого не сделала, чтобы раздражать.
Глеб тянется к моей руке, сжимавшей смартфон на столе. Я его не злю и не раздражаю. И мы вполне мирно сидим в кафе. Официантка подходит, с подносом и парень отдергивает свою руку, помогает расставлять на столе несколько блюд и стаканов с коктейлями.
— Глеб… — укоризненно смотрю на непослушного друга. — Просила же…
— Лопай, может подрастешь, а то мелкая совсем, — подмигивает, с аппетитом уплетая блины с грибами и сыром.
— Рада, что не нравлюсь тебе.
— Да, я тоже рад, что не нравлюсь тебе, — пытается хохмить, но слишком голоден, набрасывается на бедный блин.
Не успеваю ответить, в кафе веселой стайкой впархивают «Торнадо-чики», с Лизой Егоровой во главе. Кажется, я сейчас вспыхну и осыплюсь кучкой пепла под стул, таким огнедышащим взглядом вперилась в меня. Подойти не решается, но смотреть же не запрещено. Чувствую, что и любимый молочный коктейль в меня теперь не влезет. А тут еще Глеб достает огромную плитку шоколада откуда-то и толкает ее ко мне по столу. Это видят все девчонки, даже гудят с удивлением, а Егорова с ненавистью закусывает нижнюю губу.
— Это зачем? — отталкиваю шоколад, пусть маме своей отнесет.
— Эй, это конфета, я же обещал! А я не обещалкин же. Так что, прибери в карман.
Мне смешно. Конфета. Конфетище!
Глава 17
Ненавижу хоккей! Это же очень опасный спорт, постоянно потасовки, грохот и переломанные клюшки. Но сегодня матч между нашим «Торнадо» и «Снежными барсами» из другой школы. А я несчастная подбирашка, которая следит за порядком на ледовой арене, и мне полагается быть здесь, сидеть на первом ряду и видеть этот ужас.
Поначалу все шло более-менее спокойно, катались даже лениво, перебрасываясь шайбой. Но уже через пять минут движения игроков стали резче, обстановка накалялась, начались первые тычки и падения. Я следила взглядом за Страйкером, затаив дыхание. На спине четко видна цифра семь, я будто боялась потерять ее в толпе парней в одинаковых формах. У наших ребят красно-синие одежды, у противников красно-голубые. Да и за кем мне еще следить, если ни с кем не знакома больше, кроме Глеба.
Первый период как на иголках, эмоции через край, кажется, трибуны сломаются под зрителями от таких бурных криков ликования и негодования, когда очередной опасный момент, но шайба пролетает мимо. Меня накрывает лавиной, состоящей из ора и топота, хочется закрыть уши и бежать прочь, но я упорно веду взглядом семерку на красно-белом хоккейном свитере. Мысленно прошу Глеба собраться и забить шайбу. Но раздается сигнал на перерыв. Первый период прошел впустую, но дрались ребята изо всех сил, защищая свои ворота.
В перерыве чувствую на себе настойчивый взгляд и поворачиваю голову вправо, где отдыхают «торнадовцы». Глеб улыбается мне, а потом встает и неуклюже шагает в мою сторону.
— Не нравится хоккей? — задает вопрос, пристраивая свою неповоротливую пятую точку в узкое сиденье по соседству. — Глаза такие огромные от страха, готова сбежать будто.
— Не люблю… никогда не ходила на матчи. Это невыносимо шумно и страшно, вы деретесь, как сумасшедшие… но уйти не могу, работа же…
— У-у-у… работа. Я надеялся, что ты за меня болеешь, и за нашу команду, — дует губы Страйкер, взлохмачивая влажные волосы. Он держит шлем в руке, как корзинку, в которую сложил огромные перчатки. — Так вот почему я шайбу забить не могу!
— Почему?
— Потому что ты в меня не веришь, и удача отворачивается от моей клюшки, а шайба как магнитом притягивается к нашим воротам, Ден только успевает отмахиваться.
Смотрю в серьезные глаза. Шутит или всерьез так думает? Ни тени улыбки на лице.
— Но ты можешь все исправить, — подмигивает мне вдруг.
— Как? — я все сделаю, пусть уже