— Даже не попробуешь?
В ответ лис повернулся ко мне спиной.
Я тяжело вздохнул. Это было не просто упрямство. Зверь сознательно отказывался сотрудничать. Он не боялся — просто не желал принимать нового хозяина. В этом было что-то почти человеческое. Гордость раненого воина, который предпочтёт умереть, чем склонить голову.
Насильственный разрыв связи с прежним хозяином оставил глубокие шрамы. И простыми угощениями их не залечишь, даже несмотря на невероятный прогресс, достигнутый за две недели.
Последние дни я всё больше думал, что, может быть, неправильно подхожу к проблеме? Лакомства и мягкие слова — это попытка добиться покорности. А что, если лис не хочет покоряться? Что, если его не нужно ублажать?
Чтобы он начал меня уважать, нужно показать, что я не просто кормилец, а такой же воин. Что достоин быть его новым вожаком не потому, что поймал его, а потому что я сам — сила, с которой нужно считаться. Что владею стихией так же, как его предыдущий хозяин.
Я медленно поднялся с поваленного дерева, размышляя над новым подходом. Старая кора под ногами хрустнула, нарушив тишину поляны. Двухвостый зверь по-прежнему лежал ко мне спиной, но кончики его ушей дрожали — всё ещё следил за каждым моим движением. Его дыхание было ровным, размеренным, но в каждой линии тела читалось напряжение пружины, готовой распрямиться.
И всё равно понимал, что это безумие. Показать ему ту самую стихию, что помогла убить хозяина… Это всё равно что тыкать палкой в рану. Но все мои егерские уловки провалились. Этот зверь был не просто животным. И говорить с ним нужно не как с животным. Даже если этот разговор начнётся с боя.
Рискованно, но попробуем.
Я достал нож и отошёл метров на десять. Если лис понимает только язык силы, то пора с ним заговорить именно на нём. Как боец с бойцом.
Мысленно потянулся к Режиссёру, который бродил где-то по лесу с Ирмой. Связь откликнулась мгновенно — теперь и брат был готов делиться своей стихией.
Даже на расстоянии.
Энергия потекла по невидимым нитям, связывающим нас, и я направил её в клинок.
Воздух вокруг лезвия начал сгущаться и закручиваться. Невидимые потоки превращались в миниатюрный торнадо, обволакивающий металл серебристыми нитями. Лезвие зазвенело высокой нотой. Трава у моих ног заколыхалась от магических токов, листья зашелестели без малейшего природного ветерка.
— Видишь? — сказал я, медленно поворачивая нож так, чтобы лис мог разглядеть танцующие вокруг лезвия воздушные потоки. Стихия послушно следовала за движением клинка, оставляя в воздухе едва различимые следы. — Я понимаю стихии. Говорю на твоём языке.
Движение было молниеносным, как удар змеи.
Лис резко поднял голову.
Его янтарные глаза расширились, уставившись на мой клинок с выражением, которое заставило меня похолодеть.
Он узнал ветер, который сражался с ним и его прошлым хозяином.
Шерсть на загривке медленно начала подниматься дыбом, превращая зверя в ощетинившийся комок ярости. Каждый волосок встал торчком, удваивая размеры лиса. Хвосты, которые мирно лежали вдоль тела, теперь распушились и изогнулись дугой над спиной.
— Эй, тише, — попытался я успокоить его, рассеивая ветер, но было уже поздно.
Из пасти лиса вырвался низкий, утробный рык — звук, от которого по спине пробежали мурашки.
Это был вызов бойца, готового умереть, но не отступить. Звук, который издаёт загнанный в угол хищник, когда решает, что лучше погибнуть сражаясь, чем покориться.
Зверь медленно поднялся на лапы, не отрывая горящих глаз от моего ножа. В его взгляде плескалась не просто агрессия — там была память о той битве. Память о вихре Режиссёра, который лишил пламя кислорода и обрёк на поражение огненного Зверолова.
Воздух на поляне, казалось, сгустился. Температура начала подниматься — шерсть лиса тускло светилась изнутри, словно под ней тлели угли. Запах гари коснулся моих ноздрей.
Для него мой жест был не предложением к диалогу. Это была прямая угроза. Демонстрация той самой силы, которая убила его хозяина и разрушила его прежнюю жизнь.
Чёрт. Я полностью просчитался.
Лис взвыл и бросился в атаку.
Скорость была невероятной. Огненный сгусток пронзил воздух, из его пасти вырвался поток раскалённого пламени.
В этот же миг связь с Режиссёром вспыхнула. Брат почувствовал опасность даже на расстоянии и мгновенно отозвался, выбрасывая в мою сторону волну стихийной энергии.
Мысли путались, время утекало сквозь пальцы. Инстинктивно потянулся через связь к всплеску силы Режиссёра, повинуясь внезапному порыву, и резко взмахнул ножом.
Воздушный вихрь вырвался из лезвия с такой силой, что я едва удержал клинок в руке. Серебристые потоки закрутились в плотную воронку, жадно втягивая в себя разгорающееся пламя лиса.
Жар всё равно опалил мне брови.
Огненные языки не исчезали — они словно перетекали в стихию ветра, окрашивая её золотистыми отблесками, но стоило мне отвести нож в сторону, как и пламя, и воздушные потоки тут же рассеялись, словно их никогда и не было.
Сродство со стихией — воздух.
Средний вихрь (Е) — доступно.
Лис в недоумении застыл, его атака рассеялась как дым. Он неуклюже приземлился в двух метрах от меня, ошарашенный тем, что его смертоносный огонь просто исчез.
Я ошеломлённо замер, глядя на клинок.
Осознание ударило с запозданием. «Сродство со стихией» давало мне доступ к «Лёгкому шагу» — первому, базовому навыку Режиссёра. Но «Вихрь»… это было нечто иное. Его второй, куда более сложный и мощный дар.
Это означало только одно. Наша связь достигла того пика, той абсолютной точки доверия, когда зверь не просто одалживает силу, а полностью разделяет её с хозяином.
В это время лис развернулся и бросился в лес, его хвосты мелькали между деревьями.
Чёрт, придётся попробовать то, чего я совсем не хотел.
— А ну-ка стой… КАРЦ! — крикнул я ему вслед.
Лис чуть не споткнулся, резко замер и развернул ко мне морду.
Я медленно, подчёркнуто медленно убрал нож в ножны. Любое резкое движение могло стать последним.
— Слушай меня внимательно. Я знаю, чего ты хочешь, — сказал тихо, поднимая пустые руки в примирительном жесте. — Ты не просто злишься. Ты скорбишь.
Лис замер, но рычание не прекратилось. Температура вокруг продолжала расти.
— Ты был ему предан, — продолжил я, глядя зверю прямо в глаза. — До самого конца. И ты хочешь, чтобы его помнили. Чтобы его имя не исчезло вместе с ним. Я прав?
Ярость в его янтарных глазах на мгновение сменилась…