Тем самым Манштейн признал свою ошибку. Но, оправдывая ее, совершил новые ошибки, утверждая, будто советские войска заняли «исходное положение для наступления», «противнику был нанесен моральный удар, и мы сорвали его подготовку к новому крупному наступлению в решающий момент» [282].
Эти утверждения опровергают документы советского командования, доказывающие отсутствие решений на крупное наступление. Да и в докладе Манштейна начальнику штаба группы армий «Юг» от 21 марта 1942 года по горячим следам событий, в котором нет ни слова о советском наступлении, указаны лишь атаки противника силами до полка [283]. «Моральный удар», о котором писал Манштейн, получили не красноармейцы, а гитлеровцы, которые, по признанию командира 22-й тд, потеряли самообладание и бежали с поля боя [284]. Их бегство способствовало поддержанию боевого духа советских войск.
Манштейн ошибся и в докладе главнокомандованию сухопутных войск (ОКХ), яркими красками расписывая условия боев в Крыму: «Большой расход артиллерийских боеприпасов, постоянные атаки очень крупных сил авиации, применение установок залпового огня и большое число танков (среди них много тяжелейших) превращают бои в сражение техники, ничем не уступающее сражениям Мировой войны» [285]. Названных Манштейном «тяжелейшими» танков КВ в войсках Крымского фронта было очень мало. Подавляющее большинство бронетанковой техники войск фронта составляли легкие танки [286].
Танки 22-й танковой дивизии на учениях во Франции.
Командир 22-й тд генерал-майор В. фон Апель в отчете, представленном 23 марта 1942 года командованию корпуса и армии после требования Гитлера разобраться в причинах неудачи, тоже указал на столкновение «с тяжелейшими (КВ)» [287]. Подобные ссылки фашистских генералов оставляют впечатление, что превосходство «тяжелейшего» КВ над немецкими танками было в гитлеровских штабах веским аргументом для оправдания неудач в боях. Но устрашавших оккупантов тяжелых КВ в войсках Крымского фронта было в 2,5 раза меньше, чем в немецкой 22-й тд средних танков Pz. IV с 75-мм пушками, кумулятивные снаряды которых представляли угрозу для советских танков [288].
Танк Т-26 одной из танковых частей Крымского фронта. Большинство танкового парка Красной армии в Крыму в 1942 г. составляли легкие танки.
Всего в 22-й тд было 142 танка, из них 20 средних Pz. IV и 122 легких – 77 Pz. 38(t) и 45 Pz. II. В атаке 20 марта участвовало 119 танков, в том числе 17 Pz. IV, 66 Pz. 38(t) и 36 Pz. II [289]. К тому же части 22-й тд, в отличие от ослабленных потерями советских войск, были свежими, полнокровными. А танковые части Крымского фронта вели ожесточенные бои, которые к 20 марта обескровили 39-ю и 40-ю танковые бригады (тбр) и 229-й отдельный танковый батальон (отб). В сводном танковом батальоне было лишь 15 танков: восемь КВ, один Т-34 и шесть Т-60. В 55-й тбр к 5.00 20 марта насчитывалось 23 Т-26 и 12 ХТ-133 [290]. Всего утром 20 марта советское командование могло использовать для отражения фашистского контрудара 50 вышеперечисленных танков.
Танки 38(t) (чехословацкого производства) 22 тд выгружаются с платформ в Крыму.
Таким образом, немецкая 22-я тд по общему числу танков превосходила противостоявшие ей советские войска в 2,8 раза, а по количеству танков, начавших атаку 20 марта, – в 2,4 раза. Немецких средних танков Pz. IV с 75-мм пушками в 22-й тд было в 2,2 раза больше, а участвовавших в атаке – в 1,9 раза больше, чем в противостоявших ей советских частях КВ и Т-34 с 76-мм пушками. Поэтому ссылки Манштейна на «большое число танков» противника, в том числе «много тяжелейших», несостоятельны.
Оправдываясь перед фюрером за провал контрудара 22-й тд, Манштейн писал: «До своего появления на фронте дивизия не провела ни единого дивизионного учения. Причиной была нехватка не времени, а горючего» [291]. В черновике доклада он выразился еще определеннее: «Грубо говоря, горючее экономили за счет крови солдат. Теперь армия вынуждена восполнять пробелы в подготовке и использовать часть привезенного за тысячи километров горючего для обучения» [292].
Танки 38(t) 22-й тд на марше в Крыму. Март 1942 г.
В отправленном в Берлин документе эта фраза отсутствовала, но и смягченный вариант указывал, что гитлеровское командование за пять с лишним месяцев после формирования 22-й тд с 25 сентября 1941 года на юге Франции не удосужилось должным образом организовать ее боевую подготовку. Дивизия была оснащена преимущественно трофейной техникой [293], направлена на усиление 11-й армии и спешно брошена в бой из-за созданного советскими войсками критического положения для 42-го армейского корпуса (ак). Командир 22-й тд в отчете о проваленном контрударе указал: «Большинство подразделений (особенно артиллерия) после 14-дневной транспортировки по железной дороге или непрерывного 4–5-дневного марша (частично по ночам) сразу же вступили в бой» [294].
15 марта командование 42-го ак обсудило с командиром 22-й тд четыре варианта действий и выбрало следующий: «Наступление с позиций севернее Владиславовки между населенными пунктами Корпечь и Тулумчак на высоту 28,2» [295]. Затем предполагалось отправить артиллерийских наблюдателей в район высоты 28,2 и начать подавление советской артиллерии. Была предусмотрена поддержка боевых действий 22-й тд сильной группировкой артиллерии 42-го ак, в том числе 210-мм мортирами.
Манштейн в приказе от 16 марта 1942 года поставил дивизии задачу на контрудар: «Выход на линию Корпечь – высота 28,2 – восточнее Тулумчака – высота 19,8, окружив и уничтожив силы противника, находящиеся западнее этой линии» [296]. Овладев высотой 19,8 неподалеку от берега Сиваша, немцы отсекли бы находившиеся западнее советские части.
Гитлеровские генералы ошибочно оценили как часть ударной группировки советских войск 143-ю стрелковую бригаду (сбр) в районе высоты 28,2. Эту оценку и тезис в мемуарах Манштейна об изготовившейся к наступлению группировке противника опровергают документы советского командования. 143-я сбр фронтом на запад и югозапад выполняла сугубо оборонительные задачи. В тот район только начали