Несмотря на то что танковой армии П. С. Рыбалко удалось пробиться через немецкую оборону на рубеже реки Кромы и проложить путь пехоте 13-й армии, Рокоссовский остался недоволен достигнутым результатом. 6 августа он раздраженно писал в своем приказе, что «3-я гвардейская танковая армия и 2-я танковая армия, вопреки благоприятно сложившейся для нас обстановке, в течение трех суток топтались на месте и своих задач не выполнили» [428]. Командующий фронтом приказывал наступать на Шаблыкино (в тыл отходящим с Орловской дуги немецким войскам) в попытке использовать последний шанс отрезать отходящие от Орла немецкие части. Шаблыкино являлось узлом дорог, и его захват существенно осложнил бы отход на линию «Хаген». Модель со всей серьезностью отнесся к потере Кром и выгодного рубежа на берегу одноименной реки. По его приказу в район восточнее Шаблыкино направляется 12-я танковая дивизия, ранее находившаяся в подчинении 2-й танковой армии [429].
Столкновение 3-й гв. ТА и собранных Моделем резервов состоялось 9–10 августа 1943 г. у деревни Сосково. Через эту деревню проходил один из промежуточных рубежей, построенных немцами для организованного отхода на линию «Хаген». Район Сосково представлял собой танкодоступное дефиле на изрезанной оврагами и небольшими речушками местности. Трудно было найти более удобный район для удара танками от Кром на Шаблыкино. Разумеется, немцы подготовили дефиле у Сосково к обороне. Дорогу советским танкистам преграждали противотанковый ров и многочисленные минные поля. К тому моменту в трех корпусах армии Рыбалко оставалось 133 боеготовых танка [430]. Ситуация осложнялась тем, что артиллерия 13-й армии страдала от сложностей с подвозом боеприпасов и не могла оказать существенную поддержку танкам [431].
Первые атаки на Сосково состоялись еще 9 августа, но успеха не имели. Тогда Рыбалко решил собрать в кулак оставшиеся танки, создать сильную танковую группу для удара в обход Сосково с севера, в тыл оборонявшим его немецким частям. Всю ночь саперы снимали минные поля на намеченном направлении удара танков. Ранним утром 10 августа танковая группа начала наступление. Она прорвалась на 2–3 км в глубину немецкой обороны, но пехота оказалась отсечена от нее. На уничтожение прорвавшихся танков были брошены «Тигры» 505-го батальона тяжелых танков и танки 12-й танковой дивизии. Танковая группа армии П. С. Рыбалко сражалась в изоляции весь день и понесла тяжелые потери, не добившись решительного результата. На долю «Тигров» пришлось 5 подбитых советских танков, на долю 12-й танковой дивизии – 57. По советским данным, попытка взломать промежуточный рубеж обороны стоила 3-й танковой армии потери 65 танков [432]. После этого боя армия Рыбалко была выведена в тыл, а вскоре она была передана в распоряжение Ставки ВГК. На момент вывода в резерв в 3-й гв. ТА оставались боеспособными 92 Т-34 и 36 Т-70 [433].
После тяжелых дней 9–10 августа танковые соединения Центрального фронта выводятся в резерв – и сражение постепенно затихает. К тому моменту попытки окружить противника уже были обречены – существовавшая к началу операции «Кутузов» обширная Орловская дуга оказывается практически полностью эвакуированной. К 18 августа немецкие войска отходят и закрепляются на линии «Хаген». В ходе контрнаступления (с 12 июля по 18 августа) Центральный фронт понес весьма чувствительные потери – 165 407 человек, включая 47 771 человека безвозвратных потерь. В основном противостоявший Центральному фронту на кромском направлении XXXXVI танковый корпус, по немецким данным, потерял 4248 человек убитыми и пропавшими без вести и 11 807 ранеными (без учета заболевших и небоевых потерь) [434]. Соотношение потерь, таким образом, было крайне неблагоприятным для Красной армии.
Командующий фронтом К. К. Рокоссовский впоследствии признал план наступления ошибочным. Он писал в своих мемуарах: «Мне кажется, что было бы проще и вернее наносить два основных сильных удара на Брянск (один – с севера, второй – с юга). Вместе с тем необходимо было предоставить возможность войскам Западного и Центрального фронтов произвести соответствующую перегруппировку. Но Ставка допустила ненужную поспешность, которая не вызывалась сложившейся на этом участке обстановкой» [435].
С К. К. Рокоссовским соглашается маршал Г. К. Жуков, написавший в своих мемуарах: «Центральный фронт свое наступление начал там, где закончился его контрудар, и двигался широким фронтом в лоб основной группировке противника. Главный удар Центрального фронта нужно было бы сместить несколько западнее, в обход Кром. К сожалению, этого не было сделано. Помешала торопливость. Тогда все мы считали, что надо скорее бить противника, пока он еще не осел крепко в обороне. Но это было ошибочное рассуждение и решение. Все это, вместе взятое, явилось следствием недооценки оборонительных возможностей противника» [436].
К этим оценкам следует добавить, что необходимость бить «в лоб» в ходе контрнаступления являлась долгосрочным последствием принятого весной решения о стратегической обороне. Спешка с переходом ЦФ в наступление в немалой степени объяснялась стремлением синхронизировать его действия с ударами Брянского и Западного фронтов. При этом войскам К. К. Рокоссовского требовалось по крайней мере несколько дней на преодоление пространства до позиций, занимавшихся на 5 июля 1943 г. Учитывая тяжелые потери, понесенные даже в период выхода на занимавшийся на начало «Цитадели» рубеж обороны, совершенно неочевидным представляется тезис о заведомо больших потерях ЦФ в случае перехода Красной армии первой в наступление в летней кампании 1943 г. Для войск К. К. Рокоссовского оптимальность варианта «сначала обороняемся, потом наступаем» представляется минимум спорной. Начиная с необходимости преодолевать «предполье» до основной линии обороны 9-й армии. Пожалуй, бесспорным аргументом в пользу перехода к преднамеренной обороне являлось накопление боеприпасов в период затишья мая – июня 1943 г. В любом случае КромскоДмитровская операция заслуживает своего места в общей картине