– Какого ты творишь? – начал я.
Он был спокоен:
– Приезжай, поговорим.
– Жди во дворе.
Было очевидно, что эта встреча не будет походить на домашние посиделки.
Когда я приехал, Бишимбаева во дворе не оказалось. Я подождал какое-то время, потом зашел в подъезд и поднялся к ним на пятый этаж. Дверь мне открыла дочка Куандыка. Я спросил, где Салтанат, но девочка не знала. Мы обошли все комнаты – безрезультатно. Я набрал Бишимбаева:
– Ты где?
– Я сейчас поднимусь.
Скоро он как ни в чем не бывало появился, его дочка тут же ушла к себе. Я потребовал объяснений, уже не сдерживая себя в выражениях. Куандык спокойно сказал, что меня это не касается. Это их брак, и никто не должен вмешиваться в их отношения.
Я принялся искать Салту. Куандык продолжал твердить, что не знает, где она. Помню, что он схватил меня за локоть и потащил к двери. Но дальше я впал в ярость и почти не помню, что происходило потом, – я готов был уничтожить его. На суде Бишимбаев утверждал, что я схватил на кухне нож и полоснул его по руке. Я очнулся, только когда мы оба, обессиленные дракой, остановились. Нас окружали осколки, разбитые зеркала, перевернутая мебель. Переводя дыхание, я отправил фото избитой Салтанат матери Бишимбаева, потом позвонил ей и сказал, чтобы она открыла мессенджер и посмотрела, что ее сын сделал с моей сестрой. Она испуганно принялась меня успокаивать, сказала, что у них есть еще одна квартира в этом же доме, но на третьем этаже. У Салты были ключи, и, возможно, она там. Я начал спускаться, но Куандык попытался мне помешать. Мы сцепились, снова началась драка. Все это было кошмаром.
Квартира семьи Бишимбаевых занимала почти половину этажа, и Салта была в спальне, в самой дальней комнате. Двери были звуконепроницаемыми, на них не было звонка, она бы меня не услышала. Я был напуган до смерти. Стучал и кричал, но она не слышала. Я представлял худший исход. Когда наша жизнь превратилась в фильм ужасов? Где мы свернули не туда?
По геолокации было видно, что она находится в этой квартире, – мы всей семьей включили эту функцию, чтобы видеть друг друга. Это было удобно – следить за движением родителей на зимней трассе или помогать кому-то из нас найти телефон. Точка на карте не двигалась, я стучал все громче. Позвонил в МЧС, прокричал, что мою сестру избил муж и мне жизненно необходимо открыть дверь, потому что я не знаю, что с ней и в каком она состоянии.
Спасатели ехали. Минуты тянулись как вечность. Я не мог сидеть на месте; в этом страхе я так много раз дергал дверную ручку, что оторвал ее. Ручка отвалилась с обеих сторон, оставив на своем месте дыру. Я пытался позвать Салту через нее, уже ни на что не надеясь. Но к счастью, она проснулась и услышала. Она открыла, совсем не похожая на себя. Как изможденная бумажная куколка. Она прятала лицо. Но пожелтевшие синяки были видны даже с другого конца комнаты – они были огромны, ужасны. Только позже мы узнали, что Бишимбаев избил ее восьмого марта. В суде он сказал, что Салтанат приревновала его к девушкам, которым он рассылал цветы, и это вывело его из себя.
Я взял сестру за руку, боялся напугать еще больше. Я не знал, что делать, как исправить ситуацию, как спасти ее.
– Поехали домой, прошу.
Но она отстранила мою руку и помотала головой. И снова этот чужой голос заговорил формулировками, чье авторство я уже научился узнавать. Салта сказала, что никуда не поедет, что сама разберется со своими проблемами. Что не нужно вмешиваться. Я отменил вызов МЧС. И мы стояли в квартире. Весь шум внезапно стих. Я увидел в ее глазах решимость – Салта поставила все на кон, чтобы вырвать у судьбы свое счастье, и не собиралась сдаваться. Ей было все равно, она верила, что справится. И она не заметила, что с ее картины семейного счастья постепенно облезает краска, обнажая плесень и гниение.
Она попросила меня уехать. И я в полном опустошении и растерянности уехал. На ее лицо было страшно смотреть, но еще страшнее было понимать, что она все равно решает остаться.
Пока я был в дороге, Салта поднялась наверх и увидела, какой разгром мы устроили. Позвонила мне и начала ругать. Она винила меня во всем – в погроме, в том, что я устроил сцену, в том, что лезу не в свое дело. Мы впервые так серьезно поссорились. Общественность беспокоил вопрос о нашей с сестрой переписке в период той ссоры. У меня много раз спрашивали о подлинности этой переписки. Все сообщения настоящие, я представил их следствию без каких-либо изменений. Я тогда будто говорил с другой, совершенно незнакомой женщиной. Не со своей сестрой, которая всегда держалась уверенно и гордо. Не с той самодостаточной, спокойной Салтанат, у которой всегда были хорошие друзья и в принципе отличное окружение. Как можно так сломать человека? Как можно взять красивую, любимую всеми девушку и искромсать все, чем она была? Какие слова и манипуляции нужно было применить, чтобы она перестала верить себе и начала верить словам какого-то подонка, который никогда даже мизинца ее не стоил?
Салту в те дни страшно эмоционально шатало. Мы много общались, но не могли прийти к чему-то стоящему: ее отношение ежеминутно менялось – она сначала обвиняла меня, потом просила прощения, потом винила себя – и так без конца. Но ни разу она не обвинила его.
Я предложил единственный выход, который она могла рассмотреть, – обратиться к психологу. Даже нашел специалиста в Астане – его звали Арман, и он помогал жертвам бытового насилия выйти из трудной ситуации. Сейчас, после всего случившегося, я понимаю, что в ситуации, подобной той, в которой оказалась моя сестра, психолог нужен в первую очередь. Бесполезно взывать к здравому смыслу, бесполезно просить о чем-то – нужно хватать за руку и вести к специалисту, потому что человек уже над пропастью, и она уже затягивает его, заглушая голоса близких.
Салта с мужем сказали, что обратятся к психологу. Но Куандык настоял, что психолога он выберет сам. Он нашел специалиста из России, незнакомого с нашим контекстом и менталитетом. Наверное, боялся огласки.