– Кулаки, не ладони, – мысленно поправил Александр Аркадьевич.
А вслух спросил:
– И давно это у него?
– Года три.
– Три года?!
– Три с половиной…
– …Как будто это меняет дело.
– А это меняет дело, случай уже запущенный, – подумал про себя Северов.
– Но это не главная проблема Матвея, – тут уже я поспешил окоротить учителя.
– Я весь во внимании!.. – Аркадии с любопытством поднял глаза.
– …А какая главная?
Было не очень приятно чувствовать себя подопытным, да еще и находясь во власти такого человека, но назад дороги уже не было. Я слишком долго держал все в себе:
– У него симптоматическая эпилепсия, – выдавил я.
– Тааак…
– Лучше бы ты ничего не говорил, – подумал я.
Но вслух слово в слово пересказал речь, которую выучил заранее и не раз повторил, прежде чем решиться прийти с проблемой к Александру Аркадьевичу. Признался, что конвульсивные сжимания пальцев, судороги и эпилептические приступы начались у Матвея примерно одновременно. Выглядело это довольно страшно, особенно, когда в первый раз и если еще не знать, как это бывает в принципе. Припадки случались и ночью, и днем. В такие моменты даже могло показаться, что человек умирает. Он смотрел куда-то мимо меня, перебирал ручонками, как кролик, затем падал на пол, исходил пеной изо рта, а потом переставал двигаться и совершенно замолкал, даже не дышал в течение нескольких минут, а лицо приобретало синюшный оттенок…
Рассчитывать, что все это рассосется само, разумеется, нельзя. Существует большое количество препаратов, применяя которые (только по назначению врача!) можно даже купировать проблему, во всяком случае избежать наиболее острых фаз заболевания. И после назначения нужных лекарств и различных психолого-психиатрических манипуляций эпилептические приступы у Матвея действительно прекратились. Их не было уже пять лет. Но, скажем так, глобально мы еще не победили. Ситуация в любой момент могла повториться.
И что не менее важно – это патологический характер проблемы. Ведь, по сути, у моего сына почти одновременно начала возникать как шизоидная акцентуация – уход в себя, расстройство аутического спектра, так и эпилептоидная – приступы эпилепсии, истерики, плохо контролируемая агрессия. И, как я уже говорил, шизоидов с эпилептоидами лучше не мешать…
Теперь посмотрим поближе на эго-состояние эпилептоида. Безусловно, ближе всех ему модель критикующего и наказывающего Родителя, потому что и самого себя он привык держать в ежовых рукавицах, следуя чужим, навязанным извне жестким правилам. При этом он регулярно испытывает дискомфорт от неправильности и несправедливости происходящего вокруг, а потому легко становится агрессивным. И даже не столько в ответ на чей-то выпад, сколько – упреждающе, ведь наша любимая тактика – напади первым, лишив противника возможности сопротивляться!
Чем же объяснить появление таких черт даже у самых юных членов нашего общества? Органика… То есть органическое поражение головного мозга, что чаще всего случается еще во время беременности матери, что, собственно, с нами и произошло. В итоге маленький Матвей, по крайней мере, на свою эпилептоидную часть принял для себя позицию Родителя и далеко не заботливо-эмотивного.
Он словно говорит самому себе: – Ребенку в моем теле не место, Ребенка заклюют! Поэтому я буду сжимать кулаки и буду драться!
А какой внутренний Ребенок может быть у эпилептоида? Злой, упрямый, недисциплинированный, разъяренный. Который не просто агрессирует время от времени, а принимает для себя соответствующую модель поведения. И в будущем она станет для него основным способом существования в социуме и управления людьми.
Проследить путь такого человека можно еще с детского сада. Уже там он прибивается к другим хулиганам-эпилептоидам, обожает унижать слабых и тех, кто покажется ниже рангом, зажимает эмотивных шизоидов и тревожников в темном коридоре, давит и прессует. То же самое потом происходит и в школе, и даже более выраженно. Потому что наш эпилептоид поднялся еще на одну ступеньку в собственной иерархии – был младшим хулиганом, а стал старшим. И теперь будет мстить остальным за то, что когда-то был не так силен, как теперь.
Потом он еще подрастет. И, допустим, пойдет в школу уже в другом качестве, где станет учителем начальных классов. Детям не позавидуешь. Ведь он начнет мстить уже им, особенно тем, кто не умеет ответить, безвольным и мягким, делая из неокрепших носителей черт различных психологических типов людей с тревожными расстройствами. Либо станет суровым учителем уже средней школы: по физике, химии, математике. Да так, что даже родители будут бояться лишний раз к нему подойти. А когда он сам вызовет их на ковер, будут лебезить и заглядывать учителю в глаза, зная, как он умеет мстить.
Разумеется, я описываю крайности – эпилептоидные черты в чистом, максимально концентрированном виде. Родители, общество и жизненные обстоятельства во многих случаях смягчат их и направят в мирное русло, сделав вчерашнего хулигана выдающимся спортсменом, военным или спасателем. Однако против природы тоже не попрешь. И вам полезно будет узнать о внутренних демонах, с которыми эпилептоиды борются каждый день.
А теперь представьте, что наряду с Ребенком-абьюзером и критикующим педагогом-Родителем – а это уже два нездоровых режима в одном и том же человеке – будет еще и третий, аутичный эмотивный ботаник…
– Вы в курсе, что ваш сын бросился с кулаками на учителя?.. – Абрам Семенович Виторган, директор школы, где учится Матвей, подвел промежуточный итог моим внутренним рассуждениям.
– …И мы говорим о сыне психолога! – добавил он мысленно фразу, которую повторял почти всегда, встречаясь со мной.
– Бесишь. Как будто, если бы это был сын инженера или депутата, что-то бы поменялось.
– И на кого?! На нашу замечательную Евгению Константиновну, педагога с тридцатилетним стажем, которая строго следит за тем, чтобы многие поколения ее учеников получали крепкое среднее образование! Конечно, некоторые считают ее чересчур строгой…
– Похоже, она как раз из тех педагогов-эпилептоидов, кого я описал выше.
– …Но в душе Евгения Константиновна мухи не обидит! – продолжал Виторган. – Я даже больше скажу, она этих мух… то есть, представителей флоры и фауны… она, можно сказать, на них собаку съела, столько лет проработав учителем биологии!
– Ох уж эти шизоидные метафоры, – устало подумал я.
А Виторган снова потерял логическую нить рассуждений, углубившись в какие-то свои любимые несущественные подробности. Определенно, старый хрыч зря вызвал меня на ковер, а я напрасно согласился. Толку от этого все равно не было никакого.
Директор школы битый час доносил до меня совершенно очевидные вещи, да еще и используя многочисленные шизоидные формулировки, хотя все можно было высказать минут за пять, в крайнем случае – за десять. Кроме того, я