Вскоре меня выписали из больницы, и к остальным экзаменам я готовилась у себя в общежитии. В больнице мне рекомендовали есть мед с лимонами. 2 раза мне передавали эти продукты мои однокурсницы. Лечили меня введением гаммаглобулина несколько раз и сделали несколько капельниц на глюкозе и каких-то лекарствах. В общежитии невозможно было соблюдать диетическое питание. Это мне уже устраивала моя мамочка, когда я приехала домой. Выпускной вечер мне не запомнился, есть мне много нельзя было, я не танцевала, у меня даже не было выпускного платья.
* * *
Несмотря на болезнь, я сдала экзамены на хорошо и отлично (было две четверки: по марксизму-ленинизму и детским болезням). Окончивших институт студентов распределяли в основном по областным больницам Молдавии и соседней Украины. Я попросила свободное распределение и уехала к себе домой, на шахту № 19–20 Горловского района.
По приезде домой я сразу же отправилась в Горловку, в горздравотдел за направлением на работу. Я очень волновалась, боялась, что мне не дадут работу поблизости от дома. В кабинете большого длинного серого здания сидела властная дама с маскообразным белым лицом и высокой, зачесанной назад прической – заведующая райздравотделом – Подмогильная Полина Мефодиевна. Меня заранее предупредили, что у нее жесткий характер, что она не терпит возражений и всяких просьб. Ее все боялись. Осмотрев меня строгим, холодным взглядом с ног до головы, она спросила, где и кем я хочу работать. Я почувствовала себя кроликом перед удавом. Боясь, по наивности, что она меня не направит работать на шахту, где я жила, я в волнении ответила: «На шахту № 19–20, терапевтом». Заведующая удовлетворительно кивнула, выписала мне направление и сказала громким и властным голосом: «Будете работать цеховым врачом, а терапевтом после того, как пройдете усовершенствование по терапии». Не знала я, что врачей в поликлиниках не хватает, и работают там врачи, которые живут в этой местности, да и то на две ставки.
Вначале я принимала больных на здравпункте поселка шахты «Глубокая», еще ближе к дому. Там же находилась и школа, в которой работала моя мама. Помню, как долго длился первый день приема больных, их было около 40 человек. Очередь в коридоре, и я принимала чуть ли не до вечера. Когда приходилось выписывать рецепты, я подглядывала в рецептурный справочник. Но постепенно я освоилась, и мне даже начали симпатизировать рабочие шахты, а также начальство.
В течение полугода, как было мне предписано после ухода из больницы, я соблюдала строгую диету. Мама готовила мне паровые котлеты, овощные супы и другие малосоленые и не очень вкусные блюда. Но самочувствие мое было хорошее, и я тоже, как и все другие врачи, стала работать на две ставки: вела прием на здравпункте и посещала больных на дому. Еще мне было положено два суточных дежурства в месяц. Работала я с 9 утра до 9 вечера.
Через месяц, когда на мое место вернулся из отпуска врач, меня перевели на постоянную работу, в здравпункт шахты № 19–20, в трех километрах от дома по степи.
Сыну Володе было уже 4 года, и я отдала его в детский сад. С мужем Владимиром у меня стали складываться сложные отношения. Он хотел, чтобы я не работала, а помогала его матери по хозяйству. Он долго не отдавал сынишку, который уже привык за это время к бабушке, его матери. Мы постоянно ссорились, и, в конце концов, развелись.
Развод сказался на ребенке. У Володи на почве психотравмы возникло заикание. Я решила свозить его к морю. В июне 1961 года я приехала с Володей в Сочи. Там я нашла врача-логопеда, показала ему сына, и стала строго выполнять все назначения: по утрам, с 7 до 12 часов ходила с ним к морю, купались, немного загорали, разговаривала с ним протяжно, нараспев. Он принимал глюконат кальция, витамины, раствор брома с йодом. К приезду домой Володя перестал заикаться.
* * *
На работе у меня сложились хорошие отношения с начальством шахты. Ко мне относились с уважением, всегда отпускали медицинский материал по просьбе в достаточном количестве. Рабочие шахты тоже уважали меня, увидев издали, кричали: «Викторовна, когда можно прийти на прием насчет путевки в санаторий?» Дело в том, что распределение путевок для хронических, часто болеющих рабочих я взяла в свои руки. До меня на здравпункте врача не было. Всем заведовала медсестра, Зоя Ивановна, с 5-летним стажем работы, а все путевки в санаторий распределяла администрация в профкоме. Выделяли путевки рабочим в качестве премирования, за хорошую работу – повышенную добычу угля, а больным путевки не доставались. По моему предложению меня ввели в комиссию по распределению путевок на шахте. Я выступила на профсоюзном собрании и объяснила, что за хорошую работу нужно премировать другим способом, а лечебные путевки выдавать хроническим больным, длительно и часто болеющим (ДЧБ). Я составила список больных, поставила их на учет для оздоровления. У кого были очаговые инфекции – просанировала: кого-то отправила лечиться к стоматологу, с хроническим тонзиллитом – к отоларингологу для решения вопросов об удалении миндалин.
Один раз в месяц, на профсоюзном собрании, вместе с начальством, отбирали и устанавливали очередность получения путевок. Теперь от рабочих отбоя не было. Каждый хотел прийти и проверить свое здоровье, выяснить, нуждается ли он в санаторном лечении.
Работа на шахте очень тяжелая, но я об этом не имела представления. Чтобы понять и узнать работу шахтеров, я попросила начальника шахты, Виктора Степановича Воробьева, разрешить мне спуститься в шахту с его помощником, чтобы воочию увидеть, что делает тот или иной шахтер по своей профессии. Но Воробьев решил сам все показать мне. В назначенный день я спустилась в шахту в