Интересная была история с защитой диссертации В. Н. Зубцовского. Тему его диссертации предложил Федор Григорьевич: «Оперативное лечение больных с коарктацией аорты». Валерий Николаевич защитил ее блестяще. Защитил и подал для утверждения в ВАК (Высшую аттестационную комиссию). Долго ждали заключения комиссии, но так и не дождались. Прошло больше года. Федор Григорьевич несколько раз ездил в Москву выяснять причину задержки, но ему отвечали, что еще не готово решение ВАКа. Как-то весной в Киеве проходил симпозиум по пульмонологии, и профессор Скрипниченко – главный пульмонолог Киева – пригласил на него Федора Григорьевича и его некоторых сотрудников, среди которых был Зубцовский. После первого дня заседания Скрипниченко позвал многих докладчиков к себе на обед. Обед был шикарный. В марте месяце на столе появилась живая яркая клубника. Случилось так, что за столом оказались почти все члены ВАКа. Профессор Скрипниченко пожаловался, что очень затягиваются заключительные решения о диссертациях его учеников. Ему ответили, чтобы он написал список ученых, у которых долго задерживались заключения ВАК. Федор Григорьевич тут тоже подал свой голос о том, что уже почти полтора года нет окончательного решения о судьбе диссертации его ученика Валерия Николаевича Зубцовского. Кто-то из членов ВАКа тут же откликнулся, сказав, что по приезде в Москву окончательно узнает об этом и проверит. И действительно, после приезда в Ленинград меньше чем через месяц пришел ответ, что диссертация В. Н. Зубцовского утверждена и получила высокую оценку.
В новый разделенный коллектив вошел Владимир Викторович Гриценко, недавно окончивший аспирантуру и защитивший диссертацию. В дальнейшем он стал вторым профессором, помощником Федора Григорьевича по лечебной и научной работе на долгие годы. Прекрасным помощником и другом семьи была Фейруза Александровна Мурсалова.
Красивая, яркая лезгинка, доцент, опытный врач, она всегда пропагандировала учение и советы своего учителя до конца его жизни. Часто можно было видеть, как она в накрахмаленной белой шапочке и халате, на высоких каблуках, устремленно, быстрым шагом шла в палату послеоперационных больных.
Выхаживать их, ставить на ноги она мастерски умела. Федор Григорьевич ей во всем доверял, так как все назначения и распоряжения его она выполняла точно с пониманием своего врачебного долга. Ей, конечно, некоторые сотрудники завидовали. А профессор, от которого зависело распределение сотрудников по местам работы, часто отправлял Фейрузу Александровну из кафедры на базу – периферическую больницу для работы со студентами, объясняя это тем, что необходим опытный преподаватель – доцент. Фейруза Александровна не сопротивлялась, не жаловалась и работала добросовестно как врач и преподаватель.
Позже, когда я ее хорошо узнала еще и как скромную, отзывчивую, заботливую женщину, – я сблизилась с ней как с подругой. Она мне во многом помогала в быту, говорила, что она все делает ради своего учителя, которого она чтила, как отца. Особенно она была незаменимой помощницей, когда у нас праздновались семейные торжества.
Так сложилось, что две ученицы Федора Григорьевича – Фейруза Александровна Мурсалова и Клавдия Никитична Лазарева стали моими близкими подругами. Недавно они обе ушли из жизни. Я стала совсем одинокой, мне их очень не хватает. Бывало, мне нужен какой-то совет, не только врачебный. Я звоню Фейрузе Александровне или Клавдии Никитичне и все сразу выясняю, уточняю, особенно в вопросах диагностики и лечения больных. Как все было просто и ясно. А теперь интернет. Ну разве он заменит опытных, тонких, интеллектуальных моих дорогих подруг!
Клавдия Никитична после защиты своей диссертации первая предложила мне помощь в научной работе. Она иногда оставалась у меня на несколько дней, помогала в черновой работе считать и пересчитывать мои разработки, цифровые расчеты, показатели в диагностике заболеваний на различных приборах. У нее рос сын Сергей, он еще учился в школе, затем стал студентом мединститута. Воспитывала она его одна, муж погиб в Германии во время военной службы. Как говорили, немцы убили его в «день мщения». Клавдия Никитична вернулась домой без мужа с маленьким сыном. Она учила сына честности, преданности своему врачебному долгу, своей Родине, друзьям, учителям. Оставаясь на ночь у меня, помогая мне в черновой работе по диссертации, она всегда звонила сыну по телефону, давала советы, наставления, чтобы не проводил зря время, выполнял домашние задания. Сын вырос добросовестным семьянином, хорошим врачом-хирургом, защитил диссертацию под руководством Федора Григорьевича, стал профессором, заведовал кафедрой госпитальной хирургии в медицинском институте им. Мечникова.
А спустя какое-то время в откровенной задушевной беседе профессор В. Н. Вишневский признался Федору Григорьевичу: «Зря ты, Федя, нас сторонишься. Был бы ты с нами в компании – был бы и директором института, и Героем соцтруда».
Глава 10. В литературной среде
Благодаря проведенному лечению самочувствие Сергея Александровича немного улучшилось, он окреп, не было слабости, температура стойко держалась на нормальных цифрах, признаки воспаления легких исчезли, не слышно было хрипов в легких, на рентгенографии патологических изменений не выявлялось. Вернулись силы, поднялся жизненный тонус. Поэтому он и заторопился домой. Федора Григорьевича беспокоила высокая СОЭ у больного, и поэтому не покидали мысли о наличии опухоли, но где ее локализация, было не понятно.
Тогда он пригласил на консультацию крупнейшего онколога нашей страны, академика Александра Ивановича Ракова. Он в то время возглавлял НИИ онкологии на Песочной. Федор Григорьевич находился в дружеских отношениях с Александром Ивановичем, оба они были учениками академика Николая Николаевича Петрова.
Александр Иванович изучил историю болезни, рентгеновские снимки и сказал, что высокая СОЭ может быть результатом длительного воспалительного процесса в легких.
Федор Григорьевич подумал о назначении курса химиотерапии. Решили пригласить на консультацию Гришанова Михаэля Лазаревича – заведующего отделением НИИ онкологии. На следующий день снова собрался консилиум. Михаэль Лазаревич посмотрел анализы больного, прощупал лимфатические узлы и не нашел никаких клинических признаков опухоли. «Считаю, что в новом виде лечения сейчас нет смысла, – сказал он. – Месяца через три, если возникнет что-либо подозрительное, применим химиотерапию». А. И. Раков поддержал заключение своего сотрудника.
Сергей Александрович обрадовался заключению консилиума и заторопился домой: «Я на самом деле поправился. Надо ехать. Меня ждут в редакции».
Выписывая Сергея Александровича, Федор Григорьевич сказал: «Важно, чтобы вы отдохнули от процедур, следите за собой и при малейшем ухудшении сразу же дайте о себе знать. Когда я буду в Москве, обязательно зайду вас посмотреть».
После отъезда Борзенко Федор Григорьевич вплотную засел за рукопись своей книги. Задумал он написать не просто воспоминания, а повесть о хирурге и хирургах, о работе хирургов по спасению тяжелых больных.
Вечером бродили мы с Федором Григорьевичем в Комарове (я жила там с Гришей и мамой), гуляли по Большому проспекту, обсуждали