Посмотрим же на некоторые предположения.
Душевная чувствительность.
«Чем сильнее образ сновидения разукрашен и прорисован, — говорит г-н Лемуан, — тем яснее и точнее идеи, тем более ярки и пылки чувства, и тем более состояние нашей души отклоняется от настоящего и восстанавливающего сна».
Я признаю отчасти вторую часть этого предложения, а именно, что если душа во время сновидения оказывается жертвой страстей, то она, в общем, оказывает на организм неприятное действие, которое мешает сну быть восстанавливающим; но что касается первого утверждения, а именно якобы несовместимости чётких образов и связных идей с настоящим и восстанавливающим сном, то я это уже категорически отверг, будучи убеждённым, что чёткость образов, когда они связаны с приятными и спокойными картинами, наоборот, является одним из признаков лучшего и более глубокого сна.
Следующее мнение кажется мне не менее ошибочным: «Страсти всегда ведут себя и в самых отвратительных сновидениях, и в самых красивых так же как и во время бодрствования и по тем же законам. Чувства сна очень напоминают чувства бодрствования, как и чувство добра не ослабляется в наших сновидениях (стр. 180)».
Страсти не всегда ведут себя в сновидении так же, как и в бодрствовании, так как они часто внушают сновидцу причудливые и неописуемые желания, которые он не понимает даже по пробуждении.
Чувства сна иногда слабо напоминают чувства бодрствования, но чувство добра может оказаться извращённым в сновидении до такой степени, что совершение каких-либо чудовищных или безумных (с точки зрения реальности) поступков может показаться в сновидении совершенным пустяком.
Нот почему одна молодая и очаровательная дама, привыкавшая к самым аристократическим нравам, призналась мне однажды, что она увидела в сновидении одного своего знакомого толстого господина поданным на стол в качестве жаркого; хозяин стола расчленил его совершенно спокойно и, совершенно не удивляясь этому, она сама протянула свою тарелку, чтобы ей положили кусок этого мяса.
Явление перехода посредством замещения образов [72],которому обязаны сновидения этого рода, впрочем, не является единственным, которое приводит к подобным результатам. Вскоре мы увидим, что обострение душевной или физической чувствительности, сосредоточенной во время сна на какой-то частной идее или на какой-то части нашего организма, достаточно часто, благодаря нарушению душевного равновесия, внушает нам такие желания и заставляет совершать нас в сновидении такие поступки, которые, будь они совершены в реальности, свидетельствовали бы о мании или безумии.
«Как воображение может увеличить яркость наших чувств, — продолжает г-н Лемуан, — как оно делает из самого слабого звука раскат грома, так и сновидение украшает или уродует всё, что оно создаёт. Только в состоянии спокойного и хладнокровного бодрствовании, когда вещи представляются ему такими, какими они есть, художник может с любовью плыть по океану красоты; только тогда, когда вдохновение, энтузиазм и даже бред овладевает им, когда чувствительность поднимается до самого высокого уровня, любовь и чувство прекрасного порождает в его воображении модель или идеал, к которому он стремиться. Именно это сверхобострение всех чувственных способностей, и в особенности эстетических чувств, приводит нас временами в восторг; его нужно ждать, не опережая. Но если и есть такое время и такие условия, которые будет для этого более благоприятными, и которые его вызовут, так это — время сна. Отсюда эти редкие и возвышенные видения, которые сновидения с яркостью представляют художнику, музыканту, поэту. Отсюда та соната дьявола, которую Тартини тщетно пытался написать во время бодрствования, и которую он услышал в сновидении, и куски которой он восстановил по памяти после пробуждения. Но и отсюда также те отвратительные фигуры, все те ужасные чудовища, все те уродливые формы, все извращённые прихоти, которые объединяют в одном теле всё то, что природа, в свои моменты заблуждения, вытаскивает из хаоса (стр. 182)».
Я с большим удовольствием процитировал этот красноречивый отрывок. Автор, как и я, признаёт несопоставимую интенсивность эмоций, которые можно испытать в сновидении, оправдывая тем самым очарование и интерес, который можно дать идее овладения своими сновидениями и их управлением.
О рассудке.
Г-н Лемуан высказывает мнение относительно рассудительности, которое разделяю и я, а именно, что если часто мы и делаем ошибочные суждения в сновидении, то это совсем не доказывает, что мы тогда находимся под влиянием временного изменения наших рассудительных способностей. Если наши суждения ошибочны, то это оттого, что элементы наших сравнений и наших рассуждений очень часто разнородны и бессвязны. Точно так же, как математик может ошибиться в своих вычислениях, когда он их основывал бы с самого начала на ошибочных исходных данных.
Это совершенно естественно заставляет нас упомянуть мимоходом о другом мнении, которое заставляет задуматься. Речь идёт о том, что безумие, горячка, опьянение приводят душу, с этой точки зрения, в такие же условия, которые создаются сном.
«Если здесь и есть какое-то различие в глазах медиков, то в глазах психологов его нет, потому что различие существует только в состоянии органов; для самой же души, здесь нет никакого подлинного различия.
Таким образом, сумасшествие, безумие неправильно называть душевными болезнями. Душа не больна, но только органы. Слепой не видит света только из-за повреждения или болезни зрительного органа. Сила же видения у него незатронута, как и у того, кто видит. Таким образом, логика безумного, пьяного и спящего искажена лишь из-за иллюзий или галлюцинаций, игрушкой которых он оказывается».
Доктор Бейль опубликовал замечательное наблюдение, касающееся одной женщины, страдающей галлюцинациями, которой казалось, что она окружена демонами. Тем, кто пытались её убедить в её заблуждении, она отвечала: «Как узнают о существовании тех или иных объектов? — Потому что их видят и к ним можно прикоснуться. Итак, я вижу, слышу и могу прикасаться к демонам, которые вокруг меня, а то, что внутри меня, я ощущаю совершенно иным способом. Почему же вы хотите, чтобы я отвергла свидетельство моих чувств, в то время как все люди именно их считают единственным источником своих познаний».
С другой стороны, г-н Бриер-де-Буамон в своём «Трактате о галлюцинациях» приводит множество примеров безумных и галлюцинирующих, которые, хотя и ясно слышат голоса и видят ужасных призраков, тем не менее, признают и соглашаются, что эти звуки или привидения не имеют никакого отношения к реальности.
Таким образом, безумец является сновидцем, который сновидит наяву. Исследование работы ума у таких сумасшедших могло бы, наверное, пролить немного света на состояние души во время сна.
Однако, между сновидением простого сновидца и