…
Сон без сновидений — это абстракция, принятая на время физиологами, и которой они не должны злоупотреблять. Я хочу вам сказать, что я никогда не был захвачен сном, даже на секунду, чтобы не оказаться в мире химер».
«Как только сон отягощает наши веки, — говорит в свою очередь д-р Макарио, — как только органы чувств более или менее полно закрываются от впечатлений внешнего мира, так сразу нас настигают сновидения — эти фантастичные плоды воображения — и раздваивают наше бытие. Иногда ясные и оформленные, иногда туманные и запутанные, они непрестанно будоражат душу различными страстями, а когда нам кажется, что у нас не было сновидений, так это от того, что мы потеряли о них воспоминание».
Вот что очень хорошо согласуется с моими идеями, так что я не без удовольствия это процитировал. С не меньшей радостью я приведу следующие высказывания этого же автора:
«Неоспоримым физиологическим фактом является то, что чувствительность во время сна развивается иногда каким-то необычайным образом. Сновидениям характерно преувеличивать ощущения, как внутренние, так и внешние, так что искусный врач может извлечь из этого далеко идущие выводы.
К этому я ещё добавлю, что этот род диагностики возымеет ещё большее значение, если привычка наблюдать за собой в сновидении позволит спящему самому анализировать ощущения. В самом деле, как известно, болезни начинаются в общем с какой-то скрытой болезнетворности, которая имеет место в глубинах организма; это то, что называют инкубационным периодом. Во время этого периода больные демонстрируют на вид совершенное здоровье, и они определённо далеки от того, чтобы поверить, что над ними нависла угроза. И вот, во время сна, эта болезнетворность может в определённых случаях стать чувствуемой и воспринимаемой, и вызвать сновидения, которые будут иметь более или менее прямые или симпатические связи с органом, в котором действует это болезнетворное начало. Так, например, если у человека поражена печень или сердце, то больному присниться, что его пронзили шпагой или кинжалом, или каким-нибудь другим инструментом, в месте этого органа; и если такие сновидения повторяются часто, то их можно рассматривать, как знак, предупреждающий о серьёзном заболевании, последствия которого врач, возможно, и сможет предотвратить, применив соответствующие профилактические меры. Следующий пример доказывает истинность этого утверждения:
Арно из Виллановы приснилось, что его укусила за ногу собака, а спустя несколько дней в том самом месте появилась раковая опухоль.
Учёному Конраду Геснеру одной ночью приснилось, что его за левый бок укусила змея и серьёзная и глубокая язва не замедлила появиться на этом самом месте. Это был карбункул, который привёл к смерти спустя пять дней.
Г-н Тест — бывший министр Луи-Филиппа — за три дня до своей кончины увидел во сне, что его хватил инсульт, и спустя три дня после этого сновидения, он и в самом деле скончался от этого удара.
Мне самому, — добавляет, наконец, д-р Макарио, — одной ночью приснилось, что у меня сильная боль в горле. По пробуждении, я чувствовал себя вполне хорошо, но спустя несколько часов, у меня начался сильный тонзиллит.
Чacтo и многократно в сновидениях о себе заявляла горячка. Даже об эпидемических болезнях предвещали сновидения».
Этот тезис, который я подкреплю собственными наблюдениями, поддерживается Макарио с достаточной решимостью: «Внешняя чувствительность во время сна иногда ослабляется до такой степени, что кажется полностью упразднённой, а внутренняя чувствительность наоборот, получает огромное приращение в силе, физиологические потребности и внутренние действия вегетативной жизни являются неисчерпаемым источником сновидений, полных ценных сведений.
Душевная чувствительность, т е. та нежная предрасположенность души человека к трогательности и волнению также получает крайнюю живость. Отсюда то замечательное развитие, которое приобретает чувство жалости, сострадания и т. д. в сновидениях, аж до того, что мы просыпаемся со слезами на глазах. Радость, грусть, скорби и наслаждения также живее и глубже, чем в реальной жизни» [81].
Шарма и Брилла-Саварин — два автора с таким различным вдохновением — также согласны в этом вопросе.
«Разве нам не показано, — пишет Шарма, — что наши вредные и полезные страсти поднимаются, когда мы спим, до такой степени экзальтации, достичь которой во время бодрствования наш разум не позволяет? Скажем же твёрдо, что в тех же условиях и по тем же причинам, наша способность страдать или радоваться распускается с такой силой, что бодрствуя мы о ней и не подозреваем».
Брилла-Саварин, со своей стороны, выразился об этой причудливой чувствительности: «Не проходит и месяца, чтобы я не пережил в сновидении чрезвычайное чувство радости. Оно сводиться к тончайшему трепетанию всех частей, составляющих моё существо. Это ощущение «мурашек» полное очарования, которое распространяется по коже с ног до головы, пробирая меня до мозга костей. Мне кажется оно имеет фиолетовое пламя, которое горит вокруг моего лба.
Lambare flamma comas et circum tempora pasci.
Я полагаю, что это состояние, которое я чувствую вполне физически, длиться как минимум тридцать секунд, и я просыпаюсь наполненный удивления, которое не бывает без некоторой примеси страха.
Из этого ощущения, которое ещё весьма живо в моей памяти и из некоторых наблюдений, которые были проведены за экстатичными, я сделал заключение, что пределы наслаждения ещё ни познаны, ни установлены, и что неизвестно до какой степени наше тело может быть облагоденствованно. Я надеюсь, что через несколько веков, физиология разберётся с этими чрезвычайными ощущениями, можно будет вызывать их намеренно, как можно вызывать сон опиумом, и что наши правнуки получат этим воздаяние за жестокие страдания, которые претерпеваем мы сами» [82].
Явление чрезвычайной экзальтации чувствительности в сновидении принадлежит к тем, которые никем не оспариваются. Что же до обетования, сформулированного Брилла-Саварином, я думаю, что не обязательно ждать много столетий, чтобы увидеть, по крайней мере частично, его реализацию. Способы вызывания и управления иллюзиями наших сновидений, которые я укажу в последней части этой книги, позволят, я надеюсь, читателю самому придти к немедленным и однозначным результатам.
Я не пожелал следовать г-ну Лемуану в его аналитической теории сомнамбулизма и магнетизма [гипнотизма], чтобы не заблудиться вместе с ним на новом поприще, которое я не достаточно исследовал. Та манера, с которой д-р Макарио рассматривает этот двойной вопрос не оставляет мне даже оговорок, поскольку в его взглядах, как и во взглядах д-ра Моро (де ла Сарта) и в моих, стихийный или искусственный сомнамбулизм — это не что иное, как более или менее аномальное изменение естественного сна и сновидений.
«При сомнамбулизме совершенно отсутствует развитие или возникновение новых способностей; здесь имеется всего лишь перевозбуждение тех естественных