Аналогичные наблюдения, в результате неожиданного пробуждения, встречаются ещё семь раз в моих тетрадях с более поздними датами. Наконец, я намеренно будил себя сто шестьдесят раз во время первой фазы сна в различные периоды моей жизни, в частности, в течении тридцати четырёх ночей подряд, и всегда, как и д-р Цериз [85], я мог утверждать, что мой ум был занят некоторыми мыслями, облечёнными в образы.
Вот и всё, что касается моих личных наблюдений. Посмотрим же теперь на эксперименты, которые я проводил с другими.
Один мой близкий друг, с которым мне как-то случилось совершать длительное путешествие, и который проявлял живой интерес к моим исследованиям, с убеждением утверждал, что у него никогда не было сновидений в начале сна. Много раз я будил его спустя немного времени после его засыпания и всегда он искренне заверял меня, что не может вспомнить ни единого сновидения. Однажды вечером, когда он уже проспал примерно полчаса, я приблизился к его кровати, произнёс вполголоса несколько армейских команд: На плечо! Готовсь! и т. п., и тихонько его разбудил.
— Ну, что, — спросил я его, — на этот раз тебе тоже ничего не снилось?
— Ничего, совершенно ничего, насколько я помню.
— Поищи в своей голове получше.
— Я ищу хорошо и ничего там не нахожу, кроме периода полного небытия.
— Ты точно уверен, — спросил я его тогда, — что ты не видел ни солдата…
На этом слове он оборвал меня, как поражённый внезапным воспоминанием. «Точно! Точно! — сказал он мне, — да, теперь я вспомнил; мне снилось, что я присутствовал на построении. Но как ты узнал об этом?»
Я испросил у него разрешения сохранить мой секрет до следующего опыта. На этот раз я прошептал возле него термины из конного спорта, и, разбудив его, между нами состоялся почти такой же разговор, как и в первом случае. Сначала у него в уме не возникало ни малейшего понятия о возможном сновидении, затем, после моей подсказки, он вспомнил некоторые картины, связанные с прошептанными мною словами, и, встав на путь воспоминания, он вспомнил подробности предшествующего сновидения, ход которого был нарушен моим вмешательством.
Спустя немного времени после этого второго опыта, я провёл ещё третий, с не меньшим успехом. Но вместо того, чтобы использовать слова, в качестве средства воздействия на сновидение моего попутчика, я воспользовался бубенцами, шум которых вызвал идею поездки в почтовой карете по избитой дороге [86].
Эти и множество других подобных фактов не оставили у меня сомнений, что первый сон других людей ни в чём не отличается от моего. Продолжим же излагать то, что позволили мне установить мои исследования моего собственного сна относительно того перехода между мыслями ещё не спящего и только что уснувшего человека.
Согласно одному широко распространённому мнению, достаточно при засыпании вращать в голове какую-нибудь мысль, чтобы она оказала прямое влияние на последующие сновидения. Но чаще всего, установление подобного факта явилось бы всего лишь доказательством того, что человек сохранил память о сновидении первого сна, ибо одной из черт сновидения является чрезвычайная изменчивость идей, и стихийная последовательность идей, которыми занят ум в момент засыпания, очень быстро заведёт человека далеко от исходной точки.
Извлекаю из своего журнала несколько фрагментов, записанных в разные периоды, сразу же после наблюдения:
«Только что, молниеносно, я вырвался из первого сна, и вспомнив о своих исследованиях, я счёл нужным записать то, что только что пережил. Сначала была какая-то заторможенность, и я думал самым спутанным образом о людях, которые обедали сегодня с нами, и о красивой фигуре мадам де С… Её лицо не представлялось мне чётким вначале; затем я его увидел лучше, далее, не понимая как такое произошло, но это была уже не она, а её кузина, мадам Л…, которая сидела за вышиванием. То, над чем она работала, представляло собой великолепный венок из цветов и фруктов, которые я видел в совершенстве, также как и все детали комнаты и платья мадам С…, как вдруг в моём уме возникла идея, что я вижу сон, и что я только что заснул; усилием воли я стряхнул с себя сон и, взяв свой карандаш, тут же всё это записал, как свидетельство того, каким образом начинается сновидение. Мне ясно представляется, что между идеями, которые вращались в моей голове при засыпании и теми последними такими отчётливыми и такими совершенными образами, что не было сомнений в том, что это настоящее сновидение, не было пробела. Превращение мадам де С… в её кузину было единственным, что я не могу удовлетворительно объяснить» [87].
Несколько месяцев спустя:
«Сегодня, я очень доволен тем, что мне достоверно удалось охватить моё сновидение целиком, с последней мысли, пока я ещё бодрствовал до идеи, которой я был занят в момент начала сновидения, и это без единой потери всего того, что я последовательно видел, слышал или совершал. Вот что происходило: Ещё бодрствуя, но вплотную приблизившись к засыпанию, я спутано думал о визите, который нам предстоит нанести завтра в замок д’Орс… и большая аллея с каштановыми деревьями, по которой нам надо будет проходить, всплыла в моей памяти. Сначала я увидел её как в тумане. Но затем я ясно стал различать деревья с их ярко-зелёной и зубчатой листвой. Только это уже не была аллея каштанов д’Орс…, но, как я думаю, аллея Туилери или Люксембурга. По ней гуляло много людей. Я встретил там г-на Р… с Алексеем Б… и я завёл с ними беседу. Тем временем, садовники пытались выкорчевать большое сухое дерево. Они кричали нам, чтобы мы отошли, потому что дерево может упасть в нашу сторону. Тут же, не успев