Ей убирает персты, в ожерелья — длинную шею.
Легкие серьги в ушах, на грудь упадают подвески.
Все ей к лицу. Но не меньше она и нагая красива.
На покрывала кладет, что от раковин алы сидонских,
Ложа подругой ее называет, склоненную шею
Нежит на мягком пуху, как будто та чувствовать может!
Нет сомнений, что солнечный луч был там как след своего небесного источника; и что до того осложнения, что мой товарищ из художественной мастерской оказался автором пьесы, в которой должна была фигурировать эта ослепительная актриса — это дополнительное обстоятельство, которое легко объясняется ассоциацией идей.
Тот, кто соизволил следовать с некоторым вниманием за только что проделанным анализом, сможет увидеть в этом сновидении ещё и явление ретроспекции, объяснённое выше. Идея статуи Пигмалиона необходимо возникла первой. Её отождествление с мадмуазель X… произошло только во втором порядке; и если мне затем приснилась Августина Броан, то только потому, что идея о мадмуазель X… привела меня уже в фойе Французской Комедии. Однако, я представил себе эти идеи в их логическом порядке, т. е. в обратной последовательности к той, в которой я их на самом деле воспринял.
Из того что было сказано, и из того, что каждый волен провести сам подходящий эксперимент, можно заключить, я думаю, что искусственно связывая определённые идеи с определёнными ощущениями можно воспользоваться этим искусственным сопряжением, чтобы ввести в сновидения элементы, которые будут подготовлены нами самими. Только не надо упускать из виду то, что есть два существенных условия, необходимые для того, чтобы эти средства воспоминания были эффективными: первое — выбирать новое для себя ощущение; второе — никогда не вызывать его вне желаемых обстоятельств, что может нейтрализовать его силу.
Наконец, из этих наблюдений можно извлечь одно замечание, которое, хотя уже и было приведено, тем не менее, будет не бесполезно напомнить. В последнем приведённом сновидении, в ему предшествующем и во многих других ум оказывается вдруг приведённым к какой-то идее через посредство какого-то ощущения и это при том, что это ощущение, кажется, не оказывает на неё прямого воздействия, поскольку о нём не остаётся никакого воспоминания. Поясняю: рана на моём большом пальце случайно была задета во время моего сна. Это привело к сновидению, в котором мне снилось, что я был погружён в занятие, связанное с этим страданием; но сама боль в моём сновидении не была представлена никаким прямым восприятием. Вкус пряного корня вызвал сказочный образ; но лишь проснувшись, моё нёбо прямо засвидетельствовало мне присутствие маленького кусочка ириса в моём рту. Какое-либо физическое ощущение, которое слишком слабо, чтобы заявить о себе прямо, может, однако, оказывать воздействие на ход наших идей и, таким образом, проявляться.
К каким последствиям, повторим мы, должен этот факт привести в практической физиологии, в медицине и, в особенности, в вопросах предчувствия!
О переходах, осуществляющихся в сновидении посредством абстракций, построенных умом.
Лот ещё одна тема, которая могла бы занять место в главе о воображении и памяти, если не заслужила бы, по причине своей относительной важности, быть исследованной отдельно.
С первого же параграфа этого труда я говорил об абстрагированиях, и влиянии этих операций ума на ход и ткань сновидений. Прежде чем погрузиться в аналитические подробности, которые предполагает этот вопрос, я считаю не бесполезным изложить кое-какие новые соображения, которые смогут прояснить те наблюдения, которые я успешно провёл.
Для начала, остановимся на смысле, который мы вкладываем в этот термин — абстрагирование.
Наделённый пятью различными орудиями для восприятия предметов, которые попадают в сферу действия его чувств, человек может естественно составлять из каждой вещи более-менее сложную идею, в зависимости от одной, или многих, или даже всех средств восприятия, участвующих в её образовании. Когда человек воспринимает звезду, то чувственное понятие, которое он получает о ней, очевидно, является простым понятием, так как здесь участвует одно только зрение. Когда он держит в своих руках апельсин, который он сжимает, подносит к своему носу, затем к губам, то он с этого момента получает об этом предмете идею намного сложнее, чем он мог бы получить, поскольку при этом были задействованы все его орудия восприятия. Означает ли это, что все свойства тела мы будем знать в совершенстве только тогда, когда это тело будет подвергнуто исследованию нашими пятью чувствами? Конечно же нет. Предметы, которые мы знаем в пяти отношениях, по числу наших чувств, должно быть, вероятно, воспринимаемо бесчисленным множеством способов, совокупность которых составило бы это абсолютное знание вещей, которое принадлежит одному только творцу. Так, на какой-нибудь планете могут существовать существа, наделённые сенсорными аппаратами настолько отличными от наших, что способ, каким одна и та же вещь будет восприниматься ими или нами, не будет иметь ничего общего. Но если мы совсем не можем представить себе понятия, которые происходят от работы органа чувств, совершенно отличными от всего того, чем мы обладаем, то нам легко по крайней мере рассматривать отдельно простые идеи, которые происходят для нас от частного действия каждого из наших чувств, в общей идее, которую мы извлекаем из каждого предмета. Если взять, например, тот апельсин, о котором я только что говорил, то я могу рассмотреть отдельно идею его формы или его цвета, идею его консистенции или его запаха, и, будучи так рассмотрены, эти идеи становятся тем самым абстракциями.
Зрение и осязание дадут место, впрочем, многим различным абстракциям в огромном числе случаев, так же как и определённые абстракции будут участвовать как-то в этих двух объединённых чувствах, свидетельствуя сферическую форму апельсина.
То, что имеет место на физическом плане в отношении чувственных представлений, создаётся на плане душевном, если не по тождественным процедурам, то по крайней мере аналогичным способом, в том что касается добрых или плохих качеств, которые мы сохраняем отдельно.
Наконец, абстракция сможет соотносить с какой-то деталью, которую ум отделит от всего комплекса, к которому она принадлежит, кольцо ключа, например, ручка двери, фонарь кареты, штемпель буквы и т. п.
Абстракции образуют самые обычные связи наших представлений, как в состоянии бодрствования, так и в состоянии сновидения; эта огромная разница существует всегда между их воздействием на представления бодрствующего человека или на представления спящего, что у первого осуществляется простая последовательность представлений — ум переходит от одной темы к другой, ничего не смешивая ни спутывая — тогда как под воздействием сна и благодаря непосредственному появлению образов, сопряжённых с каждой мыслью, часто осуществляется настоящее