«Сначала я видел Луи-Филиппа [125] (это сновидение восходит к 1846 году). Ассоциация идей действовала между главой династии Июльской Монархии и её гербом [петухом]; и вот Луи-Филипп превратился в петуха. Приблизился какой-то привратник, чтобы вручить королю-гражданину письмо в тот самый момент, когда осуществилась эта метаморфоза. Эта идея совсем не исчезла, но видоизменилась. Письмо и поднос, на котором его принесли, превратились в корзину, наполненную зерном, которую со всей серьёзностью преподнёс привратник этой галльской птице».
«Мне снилось, как я обедал и я пробормотал по поводу блюда, что мне подали: Это твёрдое как подмётка сапога. Тотчас же в моей тарелке подошва сапога заняла место, находившегося там кушанья».
«В одном из моих сновидений, не знаю как, появилась курительная трубка в виде человеческой головы. Её лицо мне напомнило лицо одной моей знакомой. Трубка исчезла, и тогда я увидел этот персонаж с чем-то вроде топки [126] в мозгу. Белый дым поднимался из верхушки её черепа, и так как всё начиналось с идеи трубки, когда всё это вполне естественно, то меня это ничуть не удивило».
Сновидение будет менее странным, если замещения менее разнородны; но это всегда одно и то же действие ума.
«Мне снилось, что я нахожусь в карете с одной актрисой из театра, в фойе которого я ходил достаточно часто. Эта актриса напомнила мне другую. Эта вторая — третью, и так мой ум просматривал всех особ женского пола из этой труппы, и я последовательно видел сидящими возле меня этих разных особ по мере того, как их лица возникали у меня в мысли, и это при том, что главная идея (прогулки в карете) не изменялась, также как и то, что я воспринимал эту непрестанную замену».
Немного выше я уже говорил о переходах через замещение личностей, и о том стихийном движении ума, которое приводит нас к тому, что мы сами в сновидении оказываемся на месте тех людей, положение которых нас интересует. Мои дневники содержат семнадцать примеров этого гипнологического явления: девять — когда я отождествлялся с более или менее мучительным ситуациями, восемь — когда я занимал место актёра театра, оратора в присутствии возбуждённой толпы, восточного правителя в своём гареме и т. д.
Наконец, я нахожу в этом самом дневнике два сновидения, указывающих, что нужно отнести к такому же явлению один вид сновидений, самых странных из всех, которые многие авторы упоминали, как таковые что имели место у некоторых людей, заявляя при этом, что им действительно кажется очень трудным объяснить. Я говорю о случае, когда мужчине сниться, что он стал женщиной и наоборот, когда женщина принимает мужской пол. Вот два наблюдения, что я записал:
«Мне снится одна молодая подмастерья с растрёпанными волосами, с которой ужасно ведёт себя её мастер — верёвочник. (Я читал в газете на днях о судебном процессе, касающемся таких фактов, которые вызвали во мне сильное негодование.) Девочка имела в руке колотушку. Меня возмущало то, что она позволяет себя бить, не защищаясь; я не мог прийти ей на помощь, почему не знаю, и я тщетно кричал, призывая её отбиваться. Вдруг, на месте ученицы оказался я сам; я с яростью нанёс удар колотушкой по лбу мерзавца, который меня мучил. Я увидел его валяющимся на полу и окровавленным. Затем я испугался, что меня арестуют; я подобрал свои волосы и завязал их на затылке, побежал и постарался повесить своё платье на деревянных вилках, на которых развешивали битую коноплю». Это сновидение приснилось мне в возрасте четырнадцати лет.
Но втором случае, менее давнем, ситуация, с которой я отождествился, была также очень болезненной:
«Я был у дикарей — индейцев или индусов — я не знаю. Над костром была подвешена молодая полуобнажённая женщина, чья красота также вызвала глубокое чувство жалости, охватившее меня. Языки пламени уже лизали её тонкие ноги. Это зрелище разрывало мне сердце. Я представил себе всю ту агонию и все те беспорядочные мысли, которые эта несчастная должна была иметь. Повторился тот же феномен, что и раньше; тот же перенос, бессознательный в своём исполнении, но характерный в своём результате. Я искренне вообразил себя этой женщиной, подверженной мукам на огне. Я лично пережил все эмоции, которые я приписывал ей. Затем, благодаря одному из тех поворотов идей, которые так часты в сновидении, и которые доказывают, насколько сосредоточенным может там быть внимание, так как оно привело к параличу рассудка, я полностью забыл своё ужасное положение и с восхищением наблюдал свои собственные формы до тех пор, пока не засияло чувство реальности [=осознание] и осознание такой безумной иллюзии разбудило меня».
Следующее сновидение даёт нам пример, как главная идея доминирует над многими вторичными идеями, сквозь которые она проходит.
«Мне объявили о приходе одной оперной певицы, которая просится поговорить со мною. В этот момент в моём кабинете кто-то находится; я прошу её подождать минуту в другой комнате, и тотчас же вспоминаю, что я слышал как поёт эта артистка в опере, сцена которой представляла собой великолепный дворец. Это привело к тому, что открывая дверь своего кабинета, чтобы выйти навстречу своей посетительнице, я встретил её под крыльцом ассирийского дворца. Я переговорил с нею. Я узнал, что она ждёт от меня статьи. Тут же мне сниться, что я в газетном издательстве, где я печатаюсь. И вот мы уже беседуем в этом издательстве, и я прошу её саму просмотреть пробный оттиск фельетона, который может её заинтересовать».
Дадим ещё несколько новых наилучших примеров бессвязности сновидений. Хотя сами по себе они и детские, их ценность в самой их нелепости, поскольку они нам показывают, что это не такая уж глупая путаница, которая не имеет своего смысла в рациональной ассоциации наших идей, и которая, как следствие, не может объясниться, не прибегая к теории стихийных колебаний в нашем мозге.
Если даже из ста случаев только один раз нам удастся размотать запутанные нити беспорядочной ткани сновидения, то и этот факт будет не менее