Для добычи олова Риму нужны были рабы, которых везти на острова было хлопотно, а для плавки руды нужно было много древесины. Кельты же к своим деревьям относились, как эльфы из сказок, плюс имели невероятное свободолюбие и категорическое неприятие рабства, на котором стояло римское общество. И особенно ярко противостояние проявилось с домом Букки, рядом с которым и были самые богатые россыпи олова и серебра, соответственно и поселения римлян.
Общество лесных охотников и собирателей, коим являлся дом Букки, конечно, не могло воевать с легионами Рима на равных. Но в своих лесах кельты были дома. И чем сильнее их притесняли и меньше их оставалось, тем сильней они цеплялись за деревья и разгорались в сердцах местью. Ради мести рождались, ради мести жили, местью дышали. Десятилетие за десятилетием месть стала культом дома Букки. Смыслом жизни целых поколений стал поиск и убийство римлян и их добровольных помощников. Сюда, под сень деревьев шира Букки со всех островов стекались лесные кельты, жаждущие мести.
Особым шиком были убийства изощрённые. Чтобы как можно больше вызвать ужаса и страха. Кельты дома Букки покрывались татуировками, раскрашивали и резали тела, уродовали лица стремясь сделать внешность как можно ужаснее, создавали кошмарные одежды и маски. С младенчества учились красться, таиться и издавать жуткие звуки. Ну и, разумеется, убивать, калечить и ещё раз убивать. По сути, современные сказки о фейри — буках, которые рассказывают до сих пор бабушки, имеют корни как раз в тех временах.
«Ишь ты, как элитность взращивают у них, оказывается. Натурально корректируют детишек под видом таинственных сакральных знаний. Мол, вы не хухры-мухры, а ого-го! Не удивительно, что англо-саксонский сплав местных народов имеет самомнение необычайных размеров».
Блин! Мысли о лекции прервались видом стрекозы, которая каким-то непонятным способом сгрызла паутину с моих пальцев, оставив на фалангах лишь невзрачные колечки петелек. Теперь это насекомое по-прежнему сидело на запястье, имея флегматичный вид козы, доедающей верёвку, что уже почти скрылась в пасти.
— Эй, ты как это? — довольно нелепо возмутился я, а чёртово насекомое словно только этих слов и ждало. Резко толкнулось лапами да молниеносно утрещало вдаль, только крылья сверкнули на солнце.
— Мда, планы по приручению стрекозы накрылись рыжей пи… Гм, то есть, медным тазом. Взяла и сожрала волшебную паутину, как итальянец спагеттину. Вот ведь коза эта стрекоза! Ну да ладно, лишь бы не сдохла от порции магии. Завтра снова попробую подманить.
Детишки, тем временем, под предводительством рассказчицы, весело переговариваясь, ушли вглубь лабиринта. Видимо, подышали свежим воздухом и удалились на ланч или типа того. В животе забурчало, заставив приложиться к фляжке.
— Так, интересно, есть ли тут помойки? Потому что где ещё набрать баночек для отлова насекомых на пробу моему Хикки, других идей нет.
В животе вновь заурчало, заставив хмыкнуть:
— То есть, судя по всему, сахара уже недостаточно? Надо бы ещё кусок пресной но сытной еды закинуть, верно?
Желудок согласно квакнул.
— Ну раз «ква», значит, крутим педали домой.
Глава 11. Эксперименты
Мечты сдобрить магией остатки рагу, которые я утащил под лестницу, разбились сразу же, как только я заглянул в оставленный в уголке стакан. Вода в нём колыхнулась, и этого вполне хватило, чтобы последний уже почти всплывший пузырек магии, коснувшись поверхности, растёкся пятном, исчезнувшим через несколько мгновений. И да, поспешный глоток подтвердил, что ни малейшего вкуса у жидкости не осталось.
— Эх, ну почему всё так не просто? — вздохнул я с досадой, поколыхав опустевшую водицу, прежде чем поставить стакан на полку. После чего начал жевать холодное рагу, подкрепиться всё же требовалось.
Паук в уголке после моих слов замигал серией быстрых вспышек, что поттеровская часть расшифровала, как проявление сочувствия. Я дожевал безвкусную еду и вновь почувствовал интерес:
«А не морзянкой ли Хикки вспыхивает?» Об азбуке морзе я знал только то, что буквы из точек и тире состоят, коротких и длинных вспышек или звуков.
Память работала, как часы, и, оказывается, запросто фиксировала сотни колебаний в секунду, числа и длительность отдельных сигналов… Потрясающе. То есть и двадцать четыре кадра в секунду смотрится в фильмах вполне себе слитно, но, вообще-то, при надобности и «за сотню» фиксирует глаз мага? С ума сойти, кратковременная память у людей вообще в среднем лишь семь символов держит, да полминуты, а там либо перевод в долгосрочную, либо пропадает. А тут вспышки визуальные всё ещё держатся, но записывать, всё надо записывать…
Несколько мгновений вспышек, которыми паук, предположительно, сигналил, заполнили половину тетрадной страницы. Писал их я минут пять, не забывая отправлять в рот ложку за ложкой еду, благо язык и челюсти «автоматики Поттера» работали по заданной программе тщательного пережёвывания уже без контроля.
Надо будет в библиотеке поискать подтверждение или опровержение, говорит ли со мной паук морзянкой или нет. Да и ещё, может, и со словарями придётся посидеть, может, не по-английски восьмилапый вообще сигналит, если сигналит. Чёрт, и саму библиотеку Литл-Уингинга найти, школьная-то сейчас закрыта.
Эх, жаль, интернет пока ещё только зарождается и мало кто вообще о нём в Соединённом королевстве слышал. И ещё одно дело:
— Так, паук Джонни, теперь я буду звать тебя Хикки. Хикки — твоё новое имя. Если это знание вообще тебе, конечно, нужно.
Гм, может, и язык глухонемых придётся подучить? Вот о чём он там лапами своими шевелит? А эмоционально ощущается как… Вежливый интерес? Типа «Да? Ладно, но мне, в целом, пофиг»?
— Хикки — это такие затворники, что из комнаты готовы всю жизнь не вылезать. Прямо как пауки под лестницей. Впрочем, они появятся, лишь когда появятся компьютеры и интернет…
Эмоциональный фон паука в ответ на эту речь ничуть не изменился. Впрочем, может быть, я всё слишком усложняю, и этот фон в принципе можно расшифровать просто как