Глава 9. Позитивные изменения
Денежная реформа 1993 года нас с мужем опять никак не задела. Денег нам хватало, но излишков не было. Поэтому обменяли нам положенную сумму и мы ничего не потеряли.
А в город, тем временем, пришли интересные и новые события. Появился обменный рынок, на котором читинцы обменивались с китайцами вещами. Для этого была огорожена весьма приличная территория. Вход туда был платный. На «воротах» стояли братки. В кожанках, спортивных костюмах и белых кроссовках. Это было начало лихих 90-х.
Чего только не тащили китайцам на обмен: и текстиль, и электронику, и металлические предметы быта — несли все, как на блошиный рынок: самовары, электробритвы, набор рабочих инструментов, фотоаппараты, кипятильники, детские складные коляски, велосипеды, телескопы, дорогие подарочные наборы вилок, ложек и ножей, а наши китайские друзья особенно ценили алюминиевые столовые приборы. Несли на барахолку и унты, и шкуры животных, и военные портупеи, и юбилейные монеты, и рыболовные снасти. Особенно гонялись иностранные торговцы за офицерскими шинелями и даже ходили в них зимой.
Очень потешно они смотрелись в шинели до пят, шапке-ушанке, которую завязывали под подбородком. Наши мужики в Чите так не ходили! Шапку лихо носили на голове с завязанными ушами на верху! Дрожу — но фасон держу!
Помню, однажды шла с работы и первый раз было -25. Мне было невероятно холодно, я шагала как можно быстрей, надев меховую шапку поглубже, а нос спрятав в воротник искусственного полушубка. Иду и вижу два молодых мужчины стоят. Куртки на распашку, шапки на затылок сдвинуты. Я поравнялась с ними, а они посмотрев на меня заржали как кони и один спросил:
— Да неужели так холодно?!
И да, мне было ужасно холодно! Я прибежала домой и еле согрелась. Но посмеялась вместе с ними.
На рынке от китайцев читинцы получали в обмен всякую всячину: сигареты, китайскую косметику, кроссовки, которые быстро расклеивались, пуховики, пальто, ветровки, костюмы «Адидас», джинсовые куртки и штаны, сумки и брелоки — словом товары широкого потребления! Вот такой был бартер по-читински.
Нам с мужем на этом блошином рынке обменивать было нечего. Ни шинелей, ни лишних ложек.
Но продлилась эта «обменка», как ее называли в народе, недолго. На смену ей пришел китайский рынок. Китайские продавцы, груженные большими сумками-рисовками заполонили рынок. Прилавков сначала не строили. Вещи лежали на земле на расстеленных газетах. И огромная толпа народа — покупатели.
Чуть позже построили прилавки, а потом бутики.
Маньчжурия была от нас недалеко, порядка 500 километров. Граничил с ней убогий маленький городок Забайкальск.
Ассортимент товара на «китайке» был разнообразный и вначале был достаточно качественный. Была красивая и яркая детская одежда, женская и мужская на любой вкус, и главное — это почему-то стоило копейки! Если я вязала своим детям шапки, свитерочки и варежки сама, то с приходом китайских товаров такая необходимость просто отпала. Я на шерсть больше тратила, чем на готовые красивые фабричные вещи. А еще же сколько времени было надо, чтобы связать!
Можно было на треть зарплаты одеть всю семью и еще целый месяц жить. Это был какой-то вещевой рай. Пойти на «китайку» было праздником! Народ просто воспрял духом! Молодежь, да и не только, вся оделась в спортивные костюмы Адидас и гордо в них разгуливала по городу. Это считалось особым шиком! В нем ходили и в пир, и в мир! Но нормальные люди понимали все же, что в Адидасе в театр ходить не надо.
Весной 1993 года я в очередной раз поехала в Ташкент на две сессии, и повезла целый чемодан подарков для всей семьи. Когда доставала по одной вещи — все с таким интересом ждали — а что же им? Особенно племянники. Их у меня там было трое.
Я вспоминаю о том времени, как о чем-то достаточно светлом! Китайский рынок решил проблемы людей с носильными вещами и это было немаловажно.
И наш рубль вызывал уважение. Он был гораздо крепче, чем сум и мы себя в Ташкенте очень уверено чувствовали. Там мне казалось, что мы — богаты! На свои рубли мы могли позволить себе гораздо больше ташкентцев. И когда приезжали, то это был настоящий праздник для всех. Потому что угощали, ходили в парки, расплачивались за всех и были рады, что можем себе это позволить.
Обстановка в городе как-то нормализовалась и была достаточно спокойной. Власти тихой сапой шли выбранным курсом. Сокращались часы изучения русского языка в школе, некоторые совещания вдруг начинались на узбекском языке, хотя там добрая половина была русскоязычных. И когда кто-то смелый просил перейти на русскую речь — снисходительно переходили, но журили, что надо учить государственный язык. Знали, что это было нарушением и все-таки делали это. Семь лет еще не прошли!
Сестра тоже переживала, как будет дальше с работой. Она преподавала русский и литературу в колледже. Я была настроена категорически — надо ехать в Россию. Либо учить язык — а этого она тоже делать не хотела.
Но тут уж надо было выбирать! Это уже была не наша страна. А если остался, то живи по законам выбранного государства. Другого не дано. Но сестра все надеялась на какой-то русский авось. Она понимала, что в России легко не будет. И все ждала какого-то доброго дядю, который перенесет ее в Россию вместе с детьми.
Старший брат уехал в Тверь. В сторону Сибири они не смотрели. Все хотели в центральную часть России. Вместе с другом отправились туда попытать удачи. Под Тверью в одном из поселков они взялись вдвоем ремонтировать строительный объект. Работать они умели, были профи в своем деле. И буквально через полгода им выделили две трехкомнатные квартиры, чтобы те могли привезти свои семьи. Квартиры, конечно, были убитые, но даренному коню в зубы не смотрят. Работали, потихоньку привели свои квартиры в порядок и вызвали семьи.
Родители категорически никуда не хотели ехать. Пенсионерам было нормально. Никуда не надо было каждый день ездить и сталкиваться с национальными проблемами. Пенсии на все хватало. В модном гардеробе необходимости тоже уже не было. Потребности совсем другие. Мама всегда умела распределять деньги и всегда старалась помочь старшей дочери.
Я тоже спокойно могла и накопить, и распределить. И отсутствие денег меня не сильно пугало.
Мне очень нравилось учиться в институте. У нас была небольшая группа, состоявшая всего из 11 человек. Разлет по возрасту был от 22 до 34. Я была посерединке. Старостой мы выбрали очень представительного молодого