На ТУ-154 я летела впервые и сразу поняла, что имел в виду Задорнов, говоря о советских самолётах. Гул поднялся такой, что захотелось глянуть под кресло и убедиться, что я не сижу на двигателе. Было сравнимо только с поцелуями Генсека.
Но, вероятно, всё познаётся со временем. Мне приходилось летать в прошлой жизни не раз, но попадался А-380, а вот знакомый рассказывал, что довелось сесть на Боинг 747−400. Думал, что рассыплется в воздухе, до того сильно он грохотал.
Вероятно, дискомфорт испытывала только я.
Кто-то раскрыл газету, кто-то брошюру или книгу. Народ переговаривался между собой, смеялся, и только я одна сидела полу-оглушённая.
Екатерина Тихоновна что-то сказала, глядя мне в лицо, но я не расслышала даже отголоска. Продолжалась эта катавасия не меньше двадцати минут. Самолёт добрался до крейсерской точки, и мне удалось вернуть слух, несколько раз накапливая слюну и сглатывая.
— Ты никогда не летала? — тут же добрался до меня голос Екатерины Тихоновны.
Ну не рассказывать же ей, что в моё время подобные самолёты не летали. Хотя не факт.
— Нет, и сразу замечу: получать подобный опыт не горю желанием. Думала, мозг взорвётся от этого грохота.
— Это только на взлёте, — снисходительно сказала Наталья Валерьевна, — но перед поездом масса преимуществ.
— Это какие же? — с недоверием спросила я.
— Экономия своего личного времени. Только за один полёт выигрываешь целые сутки, а то и несколько. Если нужно полететь, скажем, в Хабаровск. Всего восемь часов или целая неделя тряски в вагоне.
— А ещё? — поинтересовалась я.
— Что ещё? — переспросила Наталья Валерьевна.
— Какие есть преимущества?
— Экономия денег. Вот мы через два часа будем уже в Москве, а в поезде ещё сутки нужно было бы чем-то питаться.
Попыталась сообразить, что она имеет в виду, но, так и не догадавшись, на всякий случай спросила:
— А мы что, ближайшие сутки не будем ничего есть? Мне блюсти фигуру не нужно.
— Ну, я не то имела в виду. Будем, конечно. Но самое главное преимущество — безопасность. Подсчитано, что если человек каждый день будет летать, то чтобы попасть в авиакатастрофу, ему понадобится 20 000 лет.
— Ага, — хмыкнула я, — расскажите это тем, кто уже умудрился разбиться на самолёте.
— Имеется в виду по сравнению с остальными видами транспорта.
— На остальных у человека всегда есть надежда, а вот на самолёте шансов выжить практически нет.
— Это спорное суждение. Шесть лет назад над Южной Америкой потерпел аварию самолёт. Упав с огромной высоты, выжила одна девушка, примерно твоего возраста, и десять дней пробиралась сквозь джунгли к людям. Представляешь?
— Звучит не очень оптимистично, вы не находите? — я усмехнулась, — если из двухсот человек выжил только один.
— Я имею в виду, что всё-таки есть шанс.
— А я имею в виду, — возразила я, — что многие в том самолёте летели, возможно, впервые, так и не прожив 20 000 лет. А девушке повезло, что отец был биологом и научил выживать в лесу.
— Тоже смотрела фильм, — кивнула Наталья Валерьевна, а вот скажи: как ты думаешь, ты бы смогла прожить в тропическом лесу десять дней одна?
— Для этого нужно оказаться в нём. И я не вижу разницы между джунглями и тайгой. И там, и там заблудиться опасно.
— В джунглях много опасных хищников.
— А в тайге их мало? — меня едва на смех не пробило. — По-моему, самая большая опасность — это помереть с голоду, а если не найти ручья, можно получить обезвоживание.
Женщины многозначительно переглянулись между собой, а я выдохнула и закатила глаза. Если они в каждом ответе будут искать с моей стороны подвох, то до Москвы могу долететь немецким шпионом. Или английским.
— Ну хорошо, — проговорила Екатерина Тихоновна, — я вижу, ты подкована со всех сторон. Но вот объясни, что тебя вывело из себя во время игры в шахматы? Если не любишь проигрывать, зачем согласилась?
— Любопытно ваше любопытство, — ответила я, оборачиваясь. — А в чём оно проявилось, не подскажете?
— Перевернула шахматную доску и…
— Кажется, я уже говорила, — перебила я, — я поставила ему мат. Он попросил меня никому об этом не рассказывать. Я рассмеялась, а он перевернул доску. Поэтому, если вы настаиваете на другой версии, то, пожалуйста, отложим этот разговор до лучших времён. А лучше забудем навсегда.
— Любопытное любопытство, — передразнила меня Екатерина Тихоновна, — хорошо. Отложим этот разговор до Москвы.
— Почему до Москвы? — тут же поинтересовалась я.
— У меня дома есть шахматы. Покажешь, как ты выиграла, — и она улыбнулась. Ехидно и обаятельно одновременно. — Мне сказали, там всего пять или шесть ходов было сделано. Запомнила, надеюсь?
Подумала: будет время, нужно будет обязательно потренировать такую улыбочку перед зеркалом. Сейчас бы обязательно вернула.
В ответ ничего не ответила, только пожала плечами и откинула кресло назад, чтобы не мешать им переговариваться.
Екатерина Тихоновна поинтересовалась, встретят ли нас в Москве, а Наталья Валерьевна подтвердила и добавила, что машину подадут прямо к трапу. Договорилась она.
Я ей мысленно поаплодировала. Аэропорт в Москве гораздо больше, чем в Симферополе, и если идти пешком от самолёта к терминалу, можно было бы час топать через всё поле, да ещё обходя взлётки и рулёжки.
Я уже начала проваливаться в сон под бубнёж дамочек, когда громкий голос заставил меня открыть глаза.
— Граждане пассажиры! — голос в динамике чем-то напомнил голос Высоцкого. Такой же с хрипотцой, — говорит бывший второй пилот лайнера. Внимательно прослушайте важную информацию. В связи с тем, что командир нашего самолёта в данный момент находится в сонном состоянии и не сможет управлять как минимум ещё несколько часов, сразу оговорюсь: топлива нам не хватит дождаться его адекватных действий. Поэтому мне пришлось взять управление в свои руки. Соблюдайте спокойствие. Наш самолёт ещё некоторое время будет лететь по заданному маршруту, но очень скоро мы изменим курс и направимся в Стокгольм. Для тех, кто вздумает воспрепятствовать, сразу сообщу: пилотировать и посадить лайнер на аэродром смогу только я, в связи с тем, что я единственный, кто может управлять самолётом. Пожалуйста, запомните это. При попытке помешать пилотированию я свалю самолёт в штопор, и на земле ни один специалист не сможет собрать ваши разрозненные части в одно целое. А потому предлагаю