Круг, начерченный вокруг области, подверженной опасности, должен был обеспечить защитой все, что находилось в его границах, а пролитая из бочки вода должна была вызвать давно ожидаемый дождь и так далее. По сути, древний человек должен был думать, что подобные практики имели силу приводить к необходимым результатам не смотря на то, что они имели лишь очень поверхностное сходство с желаемым. Однако, каждый здравомыслящий человек сегодня знает, что на самом деле они не обладают никакой силой. Поэтому теперь перед нами стоит задача воспроизвести способ мышления и взгляд на жизнь, которые делали такого рода идеи чем-то весьма естественным. Мы называем это магическим мировоззрением.
Достоинство искусственно организованной системы такого мировоззрения в том, что она тесно связанна с мышлением современного человека. Конечно, она состоит, по общему убеждению, лишь из грубых заблуждений. Но также она сводится к механизму изолированных причин и изолированных результатов, а ее главной установкой по отношению к миру есть желание его подчинить.
Современному теоретику будет приписывать своим предкам скорее совершение грубейших ошибок в выборе средств для достижения цели, чем признает совершение ими серьёзных действий, которые невозможно объяснить благодаря концепции утилитаризма. В противном случае он будет вынужден признать, что его собственная точка зрения не может выступать в качестве стандарта для понимания поведения первобытных людей. По сути, это может привести к значительному сужению интеллектуального горизонта человека.
Сложности, с которыми нас столкнула подобная точка зрения, ведущая к претензионным эволюционным теориям, являются ничем иным, как мнимыми и несуществующими проблемами.
Конечно, существует мироощущение, которое мы можем оправдано называть «магическим». Оно черпает силы из субъективности и осознает, что может влиять на людей и события удивительным способом благодаря общим способностям сердца и души. Здесь внешние проявления считаются вторичными и не существенными, несмотря на то, что их помощью активно пользовались. Об этом твердят нам истинные маги всех времен и со всего мира — от служителей чуда в первобытных племенах до Парацельса и его последователей.
Очевидно, что подобного рода мироощущение предполагает наличие определенного таланта. Вполне возможно, что существовали целые сообщества людей, объеденные подобным мироощущением. Но можно быть абсолютно уверенными в том, что тем, кому судилось жить в мире культа и мифа никогда не принадлежали к подобным сообществам. Магия зависит от бесформенного мира, который находится в затаенных глубинах души — в области бесконечного, состоящего из самых загадочных и непостижимых сил. Ми и культ, с другой стороны, призваны служить истинной реальности мира земли и звезд.
Имя и престиж подлинной магии, значение которой мы ни в коем образе не должны оспаривать, были вытеснены этой системой абсурдных практик, которая, по общему мнению, существовала до культа и мифа. Если бы это было не так, то мы были бы более подозрительные к некоторым обычаям примитивных народов (и современных европейских крестьян). Мы были бы гораздо лучше осведомлены о том, как ритуалы не совпадали с идеями, из которых они якобы возникли. Любой, кто непредвзято изучает природу этих ритуалов, должен неизбежно прийти к выводу, что они могли существовать только благодаря глубокому переживанию, чувству великого восторга. И такая экзальтация может возникнуть только благодаря мифическому виденью, которое завладело человеческой душой.
Не имеет значения, каким именно был миф — раскрывал ли он сущность животного, драму пробуждения творческой силы, сущность духа борьбы или историю движения солнца. Важно то, что миф должен был войти в реальность как действие. Это была та форма, в которой он существовал среди людей, не зависимо от того, был ли он представлен как нарратив. Но когда жизнь этого мифа гаснет, а механическое повторение действия передается от поколения к поколению, пустую оболочку начинают заполнять фантомные идеи. Тогда угасающей и истощенной культуре может показаться, что эти представления были выведены из практических потребностей. И ученые считают, что им следует исследовать лишь то, как была создана ментальность, которая могла бы наделить действенной силой пустые формы.
Мы не будем рассматривать здесь то, каким образом это относится к обычаям современных примитивных народов и к тому насколько эти обычаи механистические и не мифологические. Но не может вызывать сомнений то, что магический тип мышления, который относят сегодня к истокам цивилизации, на самом деле является продуктом упадка и разложения, не зависимо от того, где он все еще проявляется. Только после того, как сознание человека утратило то величие, которое наделяло культ его смыслом, жалкие последователи укоренившихся неподвижных традиций стали жертвами предубеждения, что мистическая сила обитает в предметах per se [22]. Что бы не говорил нам Тайлор, но суть суеверий и предрассудков не в том, что они цепляются за то, что было отброшено ранее. Хотя их пресуппозиции давно утратили свою жизнеспособность, но их проявления, возникнувшие однажды из возвышенных идей, все же подстраиваются под прозаическую, бессодержательную мысль и продолжают существование, служа корысти и личному интересу.
Но концепция утилитарности, насколько бы рано она не привязала себя к культу, всегда являлась второстепенной, а также не способной привнести ничего к пониманию истоков актов культа. Чем активней ее выдвигают на передний план, тем значительней становится дистанция между ритуалом и его истинным, первоначальным смыслом. Там, где царит понятие корысти, акты культа становятся абсолютно поверхностными. Этот естественный факт был неверно истолкован и преподнесен учеными, которые ошибочно приняли конечный продукт за стадию его зарождения. В то же время, простые древние традиции, которые ученые презрительно игнорируют, заслуживают куда большего уважения. Эти традиции ведут культ обратно частично к прямому контакту с божествами и сущностями, которые однажды проявились во плоти, и частично — к происшествиям высшего порядка, память о которых и призваны хранить практики культа. Они помещают, таким образом, великое событие в начало, и в этом смысле полностью отвечают истинной природе создания культа. Независимо от того, что именно воплотило культ в жизнь, он обязательно должен быть таким, чтобы ни одна форма не подходила ему лучше, чем та история, которую мы находим в традиции. Должно было произойти что-то поистине великое, некое откровение, обладающее такой чудесной силой, что человеческое общество превратило себя в его живой памятник, добровольно отдавшись святому экстазу бытия всецело и ставши выражением и ответом на трансцендентное.
То, что было обозначено выше в общих чертах, можно (и нужно) проиллюстрировать многочисленными примерами. Сейчас же, однако, достаточно будет упомянуть всего о нескольких примерах, которые удивительно