Люди, толпящиеся вокруг них, облегчённо переводили дух — уф… перемогли… перетерпели этакую напасть… Кошмар, охвативший город, вот‑вот должен был рассеяться, и от осознания этого — благостное облегчение потекло даже по лицу Духовника… обильное, как слезы счастливой роженицы…
Луций криво ухмылялся, уходя прочь из окружённого квартала. Пока всё шло гладко… Конечно, Старший Духовник, придирчиво осмотрев тело, скорее всего опознает обман… Но к тому времени Луция уже не окажется в этой устроенной для него западне… О Кривощёком Луций нисколько не сожалел — его гибель не была напрасной, и свою службу он сослужил исправно, позволив своему Хозяину выиграть необходимое время… Теперь времени ему хватит! Каменные Рты обещали, что судьба Наместника решится, когда первый выдох тумана застанет его около Колодца.
Именно туда он и двигался сейчас… и туман уже курился, исподволь наползая на город с разлившихся окрестных ручьёв.
Волоча за собой кирку и не особо уже скрываясь, Луций прошёл вдоль всего Тележного спуска. Затаиться ему пришлось только единожды — пережидая, пока встречная конная кавалькада, несущаяся от Площади, не прогрохочет мимо. Следом за первыми всадниками, высоко подскакивая на ухабах, катила крытая карета Старшего Духовника, но его самого Луций не разглядел — на подножках кареты гроздьями висели Духовники рангом помельче. Их рясы, раздувающиеся на лету, укрывали господина Старшего Духовника, словно складки чёрного паланкина… Миг, и они канули в клубах поднятой пыли.
Луций на всякий случай выждал ещё немного, но было тихо. Даже собаки молчали — будто мёртвые.
Луций выбрался из Тележного, преодолев щебёнчатый подъём, и повернул на Купеческий проезд. Люди выжгли траву по всему Ремесленному, но тут — бурьян стоял вдоль заборов, как в почётном карауле. Луций снова ухмыльнулся, подумав так… Он вошёл в бурьян и сразу же узрел извилистый — будто змея проползла — и густо помеченный запахами страха и вожделения след Кривощёкого. Там, где корни бурьяна, вывернув булыжник, обнажали свежий грунт — угадывались во вмятинах отпечатки его ладоней.
«Значит, — убедился Луций, — Кривощёкий и впрямь бежал за телегами, как пёс… на четвереньках…»
Он сам спокойно и во весь рост шёл вдоль этого следа — бурьян, почти непроходимый для всех прочих, расступался перед ним, как раз на ширину его шага, и смыкался следом, не колебля своих верхушек и оставаясь неподвижным для взгляда извне. Вот обнажилась впереди горловина ворот, служащих Храмовой Стене одновременно и проходом, и углом — одним из пяти… Здесь сорняки была потоптаны лошадьми, но оставались примятыми недолго — лишь ещё виднее очертив тележное русло.
Телеги промяли через Площадь довольно глубокую колею.
«Да, — невольно удивлялся Луций, подходя ближе, — сколько же золота они сюда привезли?!»
Как новому Наместнику, ему лучше следовало бы спросить их: «Раз так велики сохранённые вами богатства — сколько подношений вы утаили? Как сумели вынести их из Колодца? На что вы рассчитывали? Как посмели испытывать терпение тех, кто наделил вас властью?»
Конечно, он так и спросит… Осталось совсем недолго.
Перешагнув через колею, как через побеждённого врага, Луций ступил на Храмовую Площадь…
Булыжник признал его и отозвался едва заметной поначалу, но с каждым шагом всё крепчающей каменной дрожью. Бурьян прощально прошелестел, отсалютовав ему вслед, и остался позади — на Площадь бурьяну не было ходу. Но Луций уже не нуждался в укрытии — шёл через Площадь не таясь. Там, у гранитного жерла Колодца, стояли рядком последние телеги, и копошились вокруг них согбенные полуголые фигуры. Отсюда Луций уже хорошо чувствовал Колодец — тот пытался протрубить Зов Великого Гнева, который враз отожмёт все соки из этих нечестивцев, и заставит их хрипеть и ползать под его, Луция, босыми ногами, но… что‑то по-прежнему незримо перекрывало Колодец, густело поверх жерла, будто плёнка на только что сваренном молоке…
Луций нахмурился… Он до сих пор слышал оттуда непрекращающийся звон — по‑прежнему шуршала кисть, ометая окрестный камень, и озвякивало золото, соскальзывая в бездну с самого края…
Значит, его уловка сработала лишь наполовину. Ритуал, что проводили на Площади — так и не был прекращён из‑за вести об убитом Болтуне. Быть может, эта весть ещё не долетела до них?
Луций нервно ускорил шаги. Что-то тут было не так… До сих пор слишком уж пустой была Храмовая Площадь… слишком тихой. Засада? Он посмотрел на окружающие Площадь дома, в которых селились Духовники и жандармское начальство, но все дома были глухи, к Площади не выходило ни одно из их окон — будто обитатели этих домов и сами не очень‑то горели желанием ежедневно любоваться на Колодец. Домовые кровли тоже были на вид целыми и ровными — черепица везде прилегала плотно, нигде не было заметно возможного стрелкового укрытия.
На что же они надеялись?
Ему ведь было сказано: ЭТИМ УТРОМ, ЕДВА ТЫ ПЕРЕШАГНЕШЬ КАМЕННУЮ ЦЕПЬ, ЕДВА ВСТАНЕШЬ НА ЛЮБОМ КАМНЕ У САМОГО ЖЕРЛА — ВСЕ ЖИТЕЛИ ЭТОГО МЯТЕЖНОГО ГОРОДА СТАНУТ ПОДЧИНЯТЬСЯ ТЕБЕ!
Но они — до сих пор не сдавались! Так и продолжали стоять между Наместником и его могуществом… заслуженным… выстраданным. Жалкие упрямые людишки! Он не мог больше ждать! Не был согласен медлить более ни минуты!
Но Колодец — молчал… Луция это сердило до бешеных кругов перед глазами. Что за досадная помеха? Всего одна монета — была способна заставить его молчать. Одна монета — один короткий миг ярости, так и не находящей выхода… Он сам готов был орать, выражая свой гнев — горло крутило от ненависти к людям, только оттягивающим неизбежное… Но за монетой следовала другая… потом ещё одна… ещё… Размеренно и непрерывно — в точности так, как донёс ему Кривощёкий…
Вот, погляди‑ка… они только что перевернули и высыпали очередной мешок. Монеты отлетали, едва не соприкасаясь краями. Волосяная кисть ритмично двигалась — туда-сюда. Орудующий кистью Духовник сопел, то и дело перекладывая её из одной натруженной руки в другую. Все прочие — и жандармы, и прикованные к телегам возчики, и землекопы — просто смотрели, не отрываясь…
«На что вы надеетесь, глупцы?! — хотелось заорать им Луцию. — Может ли быть наполнен Колодец, вырытый для того, чтобы стать однажды бездонным?!»
Именно потому, что все взгляды на Храмовой Площади были направлены в одну точку, Луций и сумел подойти так