— Ни в этот раз.
— И то верно, — согласился лодочник. — Зачем торопить судьбу? Она ведь спешки не любит.
— Рад был знакомству.
— И мне приятность вышла.
Однако сыщик не успел сделать и пары шагов, как с его уст сорвался последний, но достаточно важный вопрос:
— Скажите, а когда вы забирали пассажиров с того берега, ничего странного не заметили?
Лодочник покинул свое место, приблизился к самой кромке, так что вода едва касалась его стоптанных сапог, и, прищурившись, уставился на небольшой выступ в виде ступеней. Зубов тоже посмотрел в ту сторону. Обладая отменным зрением, сыщик без труда различил опоры, державшие на своих хрупких плечах несколько вытянутых досок. Самодельный мосток хоть и выглядел хлипко, но можно было понять, что одного человека он выдержит без труда.
— Вы точно не хотите повторить их маршрут? — в последний раз уточнил старик.
— Я не привык менять своих решений.
— Что ж, — устало вздохнул лодочник. — Тогда, пожалуй, мне вам нечего больше сказать.
— Уверены?
— Иногда проще дойти своим умом, чем довериться чужим догадкам.
— Обязательно это запомню.
Откланявшись, Зубов прогулялся вдоль берега в обратном направлении и уже собирался углубиться в чащу, когда услышал два выстрела с паузой в несколько секунд. Не мешкая ни минуты, сыщик устремился на звук. Сориентироваться ему не составило большого труда, потому что вслед за выстрелами последовал женский крик.
Впрочем, за короткое время, что Зубов продирался сквозь ельник и заросли лопухов, он смог сопоставить услышанные мольбы о помощи и сделать предварительный вывод, что ошибся: голос все-таки принадлежал не женщине, а ребенку.
Выскочив на поляну, Зубов успел, как ему показалось, в последнюю минуты.
— Оставить! — крикнул он.
Больших действий от него не потребовалось.
Обернувшись, околоточный немного отдышался и поспешно убрал револьвер в кобуру — напротив него, на траве лежал маленький мальчик в ярко-красной рубахе и домотканых штанах. По всем признакам — кудрявой голове и излишней чернявости — это был цыганенок.
— А ну прекратить!
— И не подумаю, — упрямо выпалил Гвоздев.
Рука околоточного потянулась обратно к кобуре. Сейчас он меньше всего походил на представителя закона, а скорее на разбойника с большой дороги, у которого пытаются отнять жирный куш.
Зубов сразу понял, что обуздать зарвавшегося можно лишь одним способом. Быстрым движением он прижал ладонью руку околоточного к кобуре, а вторая рука, сжавшись в кулак, нанесла мощный удар в челюсть.
Итог был таков: осоловелый Гвоздев в полном нокауте; цыганенок, воспользовавшись замешательством, пустился наутек — как говорится, отделались малыми потерями.
* * *
Возвращались молча. Околоточный тяжело вздыхал и обиженно косился на сыщика, тот же в свою очередь не задал ни одного интересующего его вопроса. Дотерпел до казенного помещения. В кабинете Зубов усадил обезоруженного властителя за стол и строго произнес:
— Вы мне тут бросьте Ваньку валять! Я не посмотрю на ваши прошлые заслуги и регалии, сообщу куда следует! В один миг разжалуют без всякого содержания!
— А я смотрю, вы большой мастак жаловаться, ваше благородь.
— Ну коль по-другому не понимаешь. Ну, в самом деле, не хворостиной же тебя уму разуму учить!
Гвоздев шмыгнул носом, словно дворовый мальчишка.
— И что мне прикажете, в ножки вам поклониться? Только ведь вы не помогли, а напротив, все усугубили.
— Что именно?
Ответа не последовало. Зубов присел напротив допрашиваемого и устало опустил голову.
— Зря вы, батенька, ко мне недоверие испытываете. Я здесь надолго. Пока весь этот клубок из разгильдяйства и попустительства не распутаю, не успокоюсь.
— Да ничегошеньки у вас не выйдет, — спокойно ответил околоточный. — А если хотите про пацаненка этого знать, так извольте. Только не пацаненок это вовсе.
— А кто же?
— Не знаю. Только шельмец, который с вашей легкой руки сбежал, в доме помещика Арсентьева всю живность самолично извел.
— То есть как самолично? Как прикажите вас понимать? — насупился сыщик.
Хихикнув, околоточный подался вперед, уперев связанные руки в стол.
— Да так и понимайте! — А потом, немного подумав, все-таки решил не паясничать и изложить все как есть, честь по чести. — Третьего дня обратился ко мне, стало быть, Николай Федорович Арсентьев. Владенья его на холме среди сосенок расположены, вы их наверняка заметили, когда в наше захолустье попали. Прямо на въезде, по правую руку.
— Заметил, — не стал скрывать Зубов.
— Так вот, он мне сразу, с порога, заявил, что дело сие деликатное и лишней огласке не подлежит. А заключалось оно вот в чем: якобы в хозяйстве его на прошлой неделе взяли да издохли все куры. Прямо все разом! Ну ничего мудреного тут, конечно, нет и быть не может: либо работники согрешили, либо завистники. Больше некому. Все-таки территория там закрытая, сторонним доступ ограничен. Да что там ограничен — во владения Николая Федоровича ни одна муха не пролетит без его ведома. Там сторожа знаете какие?.. Их с собой егеря берут леса объезжать. Они никому спуску не дадут, это вы уж мне поверьте.
Зубову понравилась попытка околоточного выстроить цепочку логичных, по его мнению, рассуждений. А Гвоздев, тем временем, со знанием дела, выставил вперед ладонь и стал тыкать в столешницу, словно там находилась бумага с неопровержимыми доказательствами.
— Но, судя по всему, курами дело не ограничилось, — догадался Зубов.
— Верно, — согласился околоточный. — Не успел я прислугу прощупать, как на следующий день та же беда случилась, но уже с овцами. И ведь что удивительное: внешне вроде и не мертвые, будто просто спят. Я по этому вопросу намедни даже успел у доктора нашего рекомендации справить.
— Это вы покойного Поллинария Всеволодовича имеете в виду?
— А кого же еще? — удивился Гвоздев. — У нас в уезде другого такого специалиста и не сыщешь. Да вы если хотите знать, он не только в анатомии, но и в прочих других науках большим докой был.
Зубов хмыкнул:
— И как же он охарактеризовал столь странное происшествие?
— О, именно доктор и натолкнул меня на правильное направление… Да, только для начала напросился со мной в имение Арсентьева, чтобы самолично осмотреть место преступления.
— Очень интересно. Продолжайте.
— А что продолжать?.. — наивно пожал плечами Гвоздев. — Поллинарий Всеволодович и обнаружил у овец крохотные надрезы возле шеи… Кур осмотреть мы, естественно, не успели, так как их по личному приказу помещика предали огню, дабы не распространить возможную среди животины хворь.
— Надрезы? — брови сыщика полезли наверх.
— Да, хотя Поллинарий Всеволодович позже подверг собственное заключение сомнению. Изучив подробнее зарисовки, что он сделал, доктор все-таки пришел к выводу, что эти раны нанесены не лезвием, а зубами, то есть, простите, клыками.
Зубов не поверил собственным ушам.