Шмелев и Гвоздев рассмеялись в голос.
— Нашел с кем тягаться! Нас от ваших претензий так защитят, что ты и пальцем не тронешь, — выдал околоточный.
— Это кто же такой всесильный? — нахмурился Пикль.
— Истинный властелин здешних земель, которого ваше христианство давило-давило, а не выдавило. Силенок не хватило! И у вас не хватит!
— Поживем — увидим, — заявил Зубов.
— Угрожаешь? — нахмурился Шмелев.
— Предупреждаю. Что бы вы не задумали, все одно у меня под суд пойдете!
— И впрямь, глупы вы и наивны, Иван Федорович, — зарделся околоточный. — Да кто же вам в таком сложном деле-то поможет?
Немного помедлив, Зубов сплюнул кровавой слюной, утер рукавом рот и с полной уверенностью заявил:
— Так змей вам и поможет!
И вновь громогласный смех разнесся окрест. От души веселились два добрых молодца, слушая заносчивые речи Зубова. Знали, что сила за ними стоит, и немалая. Но как бы не хорохорились, а бдительность терять — смерти подобно! Так оно и случилось.
Аккуратно сместившись вправо, Иван Федорович подцепил пальцем амфору и потянул её к себе. Слегка привстав, он размахнулся и запустил ее в ближайший валун. Рука не подвела — амфора попала прямехонько в цель. Раздался треск. И наружу вырвался темный густой дым.
Зубов действовал наугад, лишь предполагая, что в сосуде действительно содержится нечто кошмарное, способное уничтожить все живое вокруг. А еще сыщик осознавал опасность собственной смерти, но он готов был пожертвовать жизнью ради правого дела. Такой уж он был человек: решительный и безрассудный.
Главное, поверить!
Смоляной дым, словно джин, окутал округу. Внутри что-то извивалось и вспыхивало, озаряясь светом молний. Зубов прикрыл лицо рукой, продолжая смотреть на странную мистификацию, в реальность которой верилось с трудом. А определить ее природу и вовсе было невозможно. Впрочем, обстоятельства этого и не требовали.
Реакция не заставила себя долго ждать. Шмелев испуганно зашвырнул пистолет прямо в воронку и кинулся бежать, а вот Гвоздев выпустил в мрачную пустоту весь барабацн.
Его тьма поглотила первым.
Вытянувшись в линию, дым приобрел очертания кобры — широкий капюшон, изогнутое тело и раздвоенный язык. В последний момент, перед самой атакой, змея обратилась стрелой и вонзилась в тело околоточного. Тот успел только вздрогнуть и обмякнуть. Пистолет упал на землю, Гвоздев воспарил над землей, откинувшись назад, распластав руки.
Зубов наблюдал за происходящим затаив дыхание. Где-то на заднем фоне отчаянно билась головой о землю и крестилась бабка Ульяна. Удивительное дело, подумалось тогда сыщику, такая темная личность, а все к Богу за помощью обращается.
Мысль промелькнула и исчезла — произошло это мгновенно, потому что тьма начала с жадностью пожирать околоточного. Его тело покрылось смоляными язвами, которые начали лопаться изнутри, словно мыльные пузыри. Околоточный закричал, но в тот же миг лицо наполнилось чем-то мрачным и склизким. Тело Гвоздева медленно опустилось на землю. Выглядел он теперь как сушеная мумия. Зубов видел нечто подобное в Румянцевском музеуме, что располагался в знаменитом на всю Москву Доме Пашкова. Тогда на него эта уникальная экспозиция произвела колоссальное впечатление. А сейчас он лишь печально вздохнул, наблюдая за тем, как закручивается новая воронка.
Тем временем из глубины леса раздался душераздирающий крик. По всей видимости, в момент побега Шмелев сбился с тропки и угодил в трясину. Не зря остров называли Смердячим.
Полицейский еще минут пять звал на помощь, а потом затих.
«Туда ему и дорога», — нагнала Зубова предательская мысль. Впрочем, ничего тут особенного не было. Ему довольно часто доводилось присутствовать при повешении заключенных. Дело это было непубличное, и часто случалась у преступников слабость мочевого пузыря или иной психоз. Так вот, Зубов никогда не сочувствовал им. Знал, что за серьезное дело такой приговор дают, и никак иначе!
Поэтому и сейчас эмоций не проявил. Поделом, преступнику — расплата!
Смоляной вихрь стал разрастаться. На поляне оставалось еще три жертвы, с которыми он, как полагается, должен был разобраться. Но пока почему-то медлил. Воронка покачивалась в воздухе, сверкая яркими всполохами. Мерцающие линии напоминали вены, по которым бежала неведомая кровь.
Стало слышно, как бабка Ульяна нараспев читает молитву, вплетая в нее свои мрачные заклинания. Видимо, в вопросе спасения она решила довериться и Дьяволу и Богу одновременно. Почему бы и нет? Уж кто-то один из них точно ей поможет!
Вихрь усилился. Зубов из последних сил пытался зацепиться за этот свет, чтобы не отправиться на тот. Но коряга была не способна помочь ему в столь сложном деле. Послышался треск, и тело сыщика поглотила темная воронка.
Пикль был не в силах поверить своим глазам. Прижав к груди свою трость, он закрыл глаза и тихо дрожал. А когда решился снова посмотреть на Свет Божий, оказалось, что все закончилось.
Обер-полицмейстер медленно поднялся и, опираясь на трость словно старик, побрел в неизвестном направлении. Где-то через километр наконечник уперся в твердый камень и застрял. Обер-полицмейстер предпринял несколько попыток вытащить трость, но вскоре плюнул на все и побрел дальше к берегу.
Бабка Ульяна продолжала усиленно молиться, качаясь вперед-назад. Глаза ее были прикрыты, но даже в таком состоянии она заметила огромную плечистую фигуру, которая вышла из леса и медленно направилась в ее сторону. Незнакомец был облачен в огромную шкуру, а на голове его имелась уродливая змеиная маска. В правой руке он держал высокий кривой посох. Остановившись напротив старухи, он долго слушал ее стенания. Но ничего не отвечал. Был он выше обычного человека и заметно шире в плечах. Дождавшись, пока на поляне наступит тишина, исполин поднял сколок амфоры. Со змеиного языка сорвались слова на неведомом языке — глухие, рваные, словно ругательство, — и сосуд стал собираться на глазах. Кусочки запрыгивали лягушкой в ладони Ура. Буквально через несколько секунд амфора вновь стала целой. Исполин заткнул пробкой сосуд и, развернувшись, молча удалился в лесную чащу.
Старуха перестала кланяться. Замерла, затаив дыхание. Посмотрела по сторонам, а потом, закрыв лицо руками, громко заплакала.
Вера не прибавила мне знаний, а лишь умножила количество вопросов, которые постоянно крутились в голове. Порой хотелось волком выть от безысходности. Я отчаянно молился, а через секунду сыпал проклятиями как босяк, уподобляясь хитровским старожилам. Мне казалось, что мой удел — это бесконечное скитание по кругу Смердячего острова. А может, в том и состоит суть человека: сначала жить и совершать ошибки, а потом искупать их вечными думами о прошлом.
Но хотелось верить, что я ошибаюсь. Жизнь, а точнее смерть, научила меня обратному. Нет никакого