— Этот союз с япошками еще дорого обойдется Империи. В конце концов, и они, и ордынцы — узкоглазые неруси. Чужинцы. Верить им нельзя, не так ли? — И смотрел на меня своими водянистыми глазами.
Или:
— Государь слишком распустил Боярскую Думу. Особенно нижнюю палату. В более простые и более честные времена, за то, что говорят некоторые ее представители вырывали языки, не глядя на чины и не взирая на происхождение.
Это прощупывание меня нервировало. Я совершенно не понимал его причины. У меня была пара версий, но, честно говоря, обе были дурацкие.
Впрочем, отвечал я то, что он хотел бы услышать. В основном поддакивал. Вступать в бессмысленные дискуссии или обнаруживать свои реальные взгляды на политику, я не собирался. Я вообще надеялся, что это наша первая и последняя встреча. И ее смысл до сих пор от меня ускользал.
Второй раз я испытал состояние, близкое к шоку, когда увидел, кто именно прислуживал нам за столом. Легкая, хрупкая девочка. Классическое, словно вылепленное из тончайшего фарфора личико. Тонкие запястья. И нелепая бесформенная одежда горничной, какую можно иногда увидеть в старых фильмах.
Девчонка была внучкой барона. За два года, прошедшие с момента ее «пропажи» из соцсетей она почти совсем не изменилась. Я даже предположить не мог, что означает этот нелепый спектакль. Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что Пустовалов впервые за все время взглянул на нее и резко махнул рукой, мол, убирайся. Когда за девушкой закрылись двери лифта для прислуги, барон неохотно произнес:
— Позор моей семьи. Рождена вне законного брака. Поскольку в ней есть моя кровь, я дал ей приют, после смерти моего сына. — Я заметил, что он вообще очень любит слово «мое». — Но даже для роли горничной она недостаточно хороша. Предлагаю отвлечься от неприятной темы и попробовать десерт. Мне кажется, бланманже сегодня особенно удалось.
— Я думал, ваш сын был женат? — нейтрально спросил я его.
Лицо старика налилось кровью. Больной вопрос, да?
— Нет. Я не давал согласия на этот брак. Так что его так называемая гражданская жена была всего лишь дешевой содержанкой. Они прижили дочь — бастарда. Но я не очень люблю этот эпизод из истории моей семьи. А вы, смотрю, Алексей Григорьевич, тоже полюбопытствовали о том, с кем придется встретиться. Похвальная осмотрительность.
Понятно. Бастард в империи — понятие юридическое. Титул и майорат могут перейти только тому, кого признали законным наследником. А брак без родительского благословения автоматически делает ребенка бастардом. Только глава семьи решает, кого внести в реестры официальных наследников, а кого вычеркнуть оттуда. Ну, или как в моем случае, глава или совет рода. Естественно, все это актуально только для аристократии.
Самое поганое, что если боярские отпрыски получали дворянское достоинство при рождении и до смерти, и глава семьи отнять его был не в силах, то незаконнорожденные отпрыски дворянских семейств даже пожизненного дворянства не получали.
Как по мне, барон обошелся с девушкой омерзительно. Какую бы душевную рану не нанес ему непослушный наследник, он уже ушел к предкам. А внучка вполне жива и способна продолжить род. Но этот дед, кажется, зациклился на своем диалоге с мертвецами. Он был готов уничтожить жизнь внучки, лишь бы доказать, как они были неправы.
И все это не мое дело.
После десерта барон перешел к расспросам об отце, семье и моем нынешнем статусе. Я не видел оснований скрывать основную канву случившегося со мной, хотя, конечно, в подробности не углублялся и о своих мыслях или подозрениях не распространялся. Думаю, по своим каналам от бывших сослуживцев он вполне мог получить примерно ту же самую информацию. А, скорее всего, он ее уже получил и теперь сравнивал с тем, что рассказываю ему я.
— Что же, — сказал он наконец. — Я верю, что вы непричастны к случившейся утечке родовой информации. Слишком глупо и прямолинейно исполнено. Тем паче, подобная комбинация с подставой вполне в духе боярских родов. В дворянских семьях так со своими поступать не принято.
Ага. Что же ты внучку-то свою в служанки определил? Впрочем, глупый вопрос. Она для него не «своя», не «семья».
— Вам можно было бы посочувствовать, Алексей Григорьевич. Но я вижу, вы не сдались. Будучи сброшенным с вершины пирамиды почти к самому ее подножию, вы продолжаете жить как ни в чем не бывало. Вашей выдержке и самообладанию можно позавидовать.
Дрянь, да что тебе от меня надо-то? Ладно, надоел он мне, если честно.
— У меня возник к вам вопрос, Дмитрий Валерьевич. Позволите?
— Конечно. Только давайте пройдем на балкон. Я после обеда привык выкуривать сигару, а в квартире я не курю.
По дороге он открыл деревянный ящичек с надписью «Gran Habano № 5», достал оттуда толстую и длинную сигару и взял со стеклянного столика гильотину и зажигалку.
Мы вышли на балкон. С него открывался просто прекрасный вид на разрушенную синицинскую башню.
— Знаете, — задумчиво сказал барон, выпустив клуб сигарного дыма. — Я специально купил квартиру с таким видом. Не правда ли, выглядит очень символично. Помните, в Риме на колеснице триумфатора, возвращающегося из похода, сидел раб, в чьи обязанности входило шептать победителю фразу «Memento mori». Помни о смерти. Эта башня шепчет ежедневно, тем, кто желает услышать, разумеется. Помни. Помни, что все взлеты в жизни временны, и после них непременно последует падение. Помни и будь готов. Задавайте ваш вопрос, Алексей Григорьевич.
«Memento mori»
— Вы ведь знали моего отца раньше, Дмитрий Валерьевич. — сказал я, разблокируя смартфон.
— Это больше похоже на утверждение, чем на вопрос. — Ответил он, выпуская очередной клуб сигарной гари.
Воняла эта штука просто невыносимо, даже на открытом воздухе. Пришлось даже понизить чувствительность рецепторов.
— Это и есть утверждение, ваша милость. — спокойно продолжил я. — Если вас не затруднит, можете рассказать, что связывало между собой людей, находящихся на этой фотографии. Что за проект ЧМ? Если честно, я в замешательстве. Никакой информации по этому поводу мировой эфир не содержит.
И я продемонстрировал ему групповое фото на экране своего смартфона. Он вгляделся в изображение, подслеповато щурясь, потом резко дернул головой.
— Откуда у вас это фото, Алексей Григорьевич? —