В общем, все были заняты ужасно важными делами. Я немного понаблюдал за Занозой, дал ей пару советов, и тут меня вызвали к начальству. Вернее, Ветра и меня.
Пока шли по коридору к комнате для посетителей, той самой, где меня допрашивали Брандорф и ВОлков, я все думал: почему вместе с сержантом вызвали еще и меня. И мысли у меня были сплошь нехорошие. Подозрения усилились, когда я увидел вместе с лейтенантом хорошо одетого типа, лицо которого совершенно не сочеталось с костюмом.
— Его милость Максим Андреевич Фурсов, пожелал о чем-то с вами, оглоедами, побеседовать, — как всегда с места в карьер начал Плахин. — Его милость один из благотворителей, который регулярно вносит значительные суммы на счет участка. Поэтому прошу отнестись к его просьбе, какой бы она ни была, со всей серьезностью. Это понятно?
— Понятно, чего не понять-на, — за нас двоих ответил Ветер.
Лейтенант издал горлом некое механическое сипение, но от комментариев воздержался.
— А если понятно, то я пошел. Надеюсь, вы найдете общий язык.
Фурсов был массивный, совсем немного оплывший здоровяк, с гладко выбритым черепом. И сплюснутыми ушами. Баронское кольцо на пальце слегка потемнело. Давно носит. Но было в его облике что-то от бойцового пса. А еще от него сквозило праной. Довольно развитый физик.
Дождавшись, когда лейтенант покинет комнату, Фурсов повел рукой перед собой, сказав:
— Садитесь, господа, — ну, он барон. Мог и не предлагать. — У нас с вами есть довольно деликатная тема для обсуждения.
Его милость «я вам не угрожаю» ФУРСОВ
После чего он достал из чемоданчика некий артефакт и активировал. Комнату накрыло зеленовато-голубой печатью. Мой имплант выкинул несколько сервисных сообщений и потух.
— Нам всем ни к чему, чтобы этот разговор был записан или стал достоянием гласности, — продолжил барон Фурсов. — Так что я деактивировал все записывающие устройства.
Мы, между тем, расселись перед ним. Ветер с прямой спиной и отсутствующим взглядом. Я позволил себе более вольную позу, заложил ногу за ногу и смотрел на левое ухо барона. Такой взгляд слегка путает собеседника, хотя, подозреваю, этого подданного такими дешевыми трюками не смутить.
— Я начну. Вы сейчас думаете, зачем вы мне понадобились и почему в таком составе. Ну и кто я такой. Не буду ходить вокруг да около, господа. Впервые я узнал о вашем существовании, когда вы уничтожили банду Трехглазого на Прошке. Фактически, вы вмешались в мой конфликт с держателем точки сбыта в этом районе. Мои партнеры были разочарованы, некоторые планы пришлось отложить. Мне не составило труда узнать, кто были те былинные герои, что вдвоем раскидали тамошнее помойное воинство и сорвали некоторые мои планы, а также ввели меня в определенные убытки. Правда тогда я думал, что вторым в вашей паре был господин Прилепских.
— Ага, — сказал я. — А значит, дети гор, которые пытались так некультурно поставить Виталия на счетчик это тоже ваши ребята?
— Нет, это не совсем мои ребята. Это люди моего партнера. Но, скажем так. Они выполняли мою просьбу.
— А ваш человек в Счастье на самом деле алхимик Иваныч, — я подбросил монету, и утвердительно кивнул сам себе.
— Мы отклонились от темы разговора, Алексей Григорьевич, — у Фурсова ни один мускул на лице не дрогнул. — Свои догадки вы можете оставить при себе.
— А тема разговора у нас с вами…
— Компенсация. Я сижу здесь и говорю с вами только потому, что глубоко уважаю вашу работу. Лейтенант говорит правду, я регулярно спонсирую участки ликвидаторов в нашем районе. Но! Я не могу позволить, чтобы двое государственных служащих раз за разом наносили ущерб моей репутации. Про расходы я уже и не говорю. Не могу позволить себе просто забить болт на массовую резню моих людей или людей моих союзников.
— И что за компенсация-на? — ожил наконец Ветер. — Как-то не верится, что ваш милость собирается нас на деньги развести.
— Правильно не верится, сержант. Компенсировать финансовые потери из вашего кошелька не получится, даже если, после опустошения всех ваших счетов, вас придется продать на органы. — он улыбнулся одними губами, давая понять: про продажу на органы не шутка и не фигура речи.
— Не хочу показаться грубым, ваша милость, но не слишком ли вы самоуверенно себя ведете? — спросил я. — Что заставляет вас думать, что мы считаем себя хоть чем-то вам должными?
— Эх. Алексей. Давайте без пустых понтов. Я пытаюсь договориться по-хорошему. Так чтобы не пострадала ни моя репутация, ни ваша гордость, ни ваш кошелек.
— А что будет, если мы не договоримся? — уточнил Ветер. — Опять на нас отморозков каких-нибудь натравите, ваш милость?
— Мне придется вас наказать. И нет, на вас с Алексеем вообще никакие отморозки нападать больше не будут. А вот ваши близкие и сослуживцы находятся в гораздо более уязвимой позиции. Поверьте, отморозки вообще не самый болезненный вариант развития событий. Но я очень хочу договориться. Мне крайне не хочется прибегать к неприятным, я уверен, для всех нас вариантам восстановления моей репутации. Поймите. Я вам не угрожаю.
— А выглядит, как будто угрожаете! — ответил сержант.
— Нет. Я просто честно обрисовываю варианты развития ситуации. Мы с вами ведем переговоры. Угрозы с людьми вашего склада контрпродуктивны.
— Чего вы хотите, ваша милость, — спросил я. — Давайте перейдем к сути, раз уж это переговоры, то и условия хотелось бы услышать.
— Конечно. Я хочу, чтобы вы выполнили свою работу. Но неофициально. Есть объект моих партнеров — на котором мы подозреваем заражение. Если его возможно очистить, это необходимо сделать. Если это сделаете вы — будет выглядеть как отработка долга. Хотя я, конечно, вам заплачу. Обратиться напрямую в Управление я не могу из-за характера товара, находящегося на объекте. Так что мне и партнерам нужны ликвидаторы. А здесь так удачно парочка ликвидаторов мне должны. Плахин в курсе деликатности проблемы со складом и в целом не против. Про наши с вами взаимоотношения он пока не в курсе.
— И не надо ему, — сержанта, кажется, впервые проняло. Он сообразил, что «не менее болезненные способы» это, например, если его нелегальную торговлю официально сольют в