— Ева Георгиевна сказала, чтобы я прислал ей всё, что у меня есть! Она хочет помочь мне с ними. Говорит — я настоящий поэт!
Петренко-старший поглядывал на сына через зеркало заднего вида, рулил и улыбался.
— Ты… ты мне не рассказывал, что пишешь стихи.
— Я собирался… Чуть позже! Хочешь, сейчас прочитаю?
Петренко-старший очень хотел.
В норках, под комочками земли,
Живут строители-муравьи:
Они строят целые замки
Для королевы-самки.
На это стихотворение Петю вдохновил урок по «окружающему миру».
А другое он написал после победы на соревнованиях:
Летит, свистит, пули быстрей,
Шайба — мы играем в хоккей!
И словно кабина пилота,
У вратаря — ворота.
Я очень вспотел, но рвусь лишь вперёд,
Скользит под ногами лёд…
Команда победу ждёт!
Было и такое:
Справедливости в мире нет,
Когда с утра заняли туалет.
Нужна ловкость и даже отвага,
Чтоб кричать, что закончилась снова бумага…
Папа Пети захлопал в ладоши, дослушав стихи сына, и разблокировал двери: они давно приехали к дому, но Петя читал и читал вслух сочинения из заметок, рассказывая, когда что написал и почему. И что хочет написать ещё. Перебивать его было никак нельзя.
— Какой ты у меня талантливый! — без капли иронии, ужасно гордясь, сказал Петренко-старший. Петя улыбался во весь рот и жался к папе.
То ли от радости, то ли от прилива сил и вдохновения Петренко не сговариваясь не поехали на лифте, а пошли по лестнице пешком. И папа по памяти читал строчки из стихов:
В норках, под комочками земли, живут строители-муравьи…
В столовой хлеб чёрствый, как дуб, Коля сломал зуб…
Осенью все достают дневники, а ещё — дождевики и сквозняки…
За дверью квартиры Петренко играла музыка.
Услышав, что папа и Петя вернулись, яга вышагнула в коридор, поправляя на плечах какой-то очень большой цыганский платок, тряся грудью и подняв указательный палец. Это значило: ни слова больше — слушайте. В гостиной она усадила Петренко на диван, а сама открыла в караоке-библиотеке старинный романс и протяжно, набирая полную грудь воздуха, запела:
Я ехала домой,
Душа была полна…
Голос яги звучал волшебно! Ноты слушались её, будто подстраивались под тембр. Слова песни грустно кружились по комнате, щипали за сердце, горло и кололись в носу — настолько искренне пела старушка:
…Неясным для самой,
Каким-то новым счастьем…
Яга обнимала двумя руками микрофон, поднеся его совсем близко ко рту, а фонарь за её спиной лил по полу гостиной таинственный фиолетово-серый свет.
…Казалось мне, что все с таким участьем,
С такою ласкою глядели на меня.
Я ехала домой… Двурогая луна
Смотрела в окна скучного вагона…
Когда песня закончилась и музыка стихла, яга повернулась и сделала реверанс Петренко, а те захлопали. Пете хотелось нажать какую-нибудь сигнальную кнопку или поднять табличку с наивысшей оценкой, как на песенном шоу, а папа чему-то согласно кивал.
— Вот это вы поёте! — восхитился Петя.
— Да… — поддержал сына Петренко-старший. — Очень хорошо поёте. И чувствуется, что очень хотите скорее вернуться домой, в лес.
Глава 8 Волчья ягода
Волчья ягода
Утром предпоследнего дня в году самой голодной оказалась яга. Петя и папа только проснулись и толкались в ванной, чистя зубы и корча друг другу рожи в зеркале, а та уже сидела на кухне и ждала кашу.
— Вошла во вкус, — призналась старушка и кивнула в сторону кастрюли.
Петя сел за стол рядом с ягой и уткнулся в телефон. Та сперва с любопытством заглянула в экран, а после призывно кашлянула. И ещё пару раз, и ещё. Но прежде, чем мальчик обратил на неё внимание, на столе появилась тарелка с овсянкой.
— Волшебство? — переспросил Петя удивлённо и даже тарелку с кашей от себя отодвинул. — Что я знаю про волшебство?
Этот вопрос задала ему Баба-яга.
— Ну да. Вы уже почти неделю живёте с Бабой-ягой в квартире и даже ни разу не попытались меня спросить о чём-нибудь волшебном…
Эти слова повисли над столом ёлочной гирляндой и призывно замигали Пете и папе. Яга, положив ногу на ногу, подставила руки под голову и сладко заморгала. В ожидании вопросов.
Петренко-старший и Петренко-младший переглянулись: яга была права. Сперва испугавшись, потом разозлившись, а после — устав восстанавливать справедливость, папа и Петя даже не подумали поговорить о магии. А ведь… А ведь она явно многое могла рассказать!
Эх… вот и яга так считала! Тем более что настало утро субботы, никто не ехал на работу или в школу, и только тренировка по хоккею, словно клюшка в коридоре, выглядывала из темноты проёма и просила вспомнить о ней в районе четырёх часов дня. Так что время для разговоров о волшебном было самое подходящее.
Баба-яга чуть отодвинула стул от стола и откинулась на спинку.
— Давай. Спрашивай, — скомандовала она Пете. Тут же в кухню влетел фонарь и начал светить яге в лицо, словно софит. Платочки на её шее, плечах и талии засуетились, подтянулись, поправили узлы и поменяли цвет. Из шкафчика над раковиной выскочил пакет с мукой и присыпал щёки и нос колдуньи — припудрил бабушку. Яга ущипнула себя за щёки, чтобы проступил румянец, и приготовилась к интервью.
— Давай. Спрашивай, — повторила она и зыркнула на Петю. Папа хихикнул и тоже отодвинулся от стола, чтобы лучше видеть сына и ягу.
Петя немного помялся, подумал и наконец решился:
— Э-э-эм… Баба-яга… Хм… Когда вы узнали, что умеете колдовать? — Мальчик даже чуть подался корпусом вперёд, будто перекинул в руки яге «горячую картошку» из школьной игры в мяч.
— Ой, милы-ы-ый! Давно это было. Спасибо за вопрос! Я тогда ещё молода была и звалась не ягой даже, а Евдокией. И «Сони»-приставок, и компьютерных игр тогда ещё не придумали. Даже тетриса. Даже телефонов… Шла я однажды весной по посёлку. И увидела куст. А на кусте ягоды росли — вот я одну и